Григорий Медведев - Дьявол Цивилизации

Макаров стоял на верхней палубе. Он видел, как из-под кормы катера дугой взлетал и далеко позади рассыпался веером бледно-зеленый отутюженный пенистый вал. Мимо проплывали заснеженные сопки. Ветер кое-где посдувал снег, обнажив черный камень. Тени причудливыми очертаниями заполнили распадки и лощины. Был отлив. Поросшая ржавыми водорослями полоса выступившего из воды берега контрастной ватерлинией отсекла блескучую рябь залива от заснеженной земли. Апрельское полярное солнце на низком зеленоватом небе грело неважно, но ощутимо резало глаза, еще не привыкшие к яркому свету после пятимесячной ночи.

Внезапно подул пронизывающий норд, обдав запахом холодной морской воды и забросав катер дождем соленых брызг, сорванных с барашков волн. Стало свежо. Чайки, пронзительно крича, дрались за места на раскачиваемых ветром рейдовых бочках. Макароз поежился и, облизнув посолоневшие губы, прошел в салон. Сиденья были заняты. Тогда он спустился вниз по крутым и частым ступенькам трапа в приземистый душноватый кубрик. Хотелось провести два часа скучного пути в полутьме, полудреме и одиночестве. Однако большой подковообразный диван, на который он так уповал, был занят, а лампы, в пути обычно горевшие вполнакала, сияли вовсю.

Пассажиры спали или дремали. Бодрствовали — женщина лет тридцати пяти и молодой белобрысый солдат с оттопыренными розовыми ушами.

Макаров решил было возвращаться на палубу, но женщина окликнула его и, бесцеремонно потеснив сидевшего рядом солдата, освободила Макарову место.

— Спасибо, — сказал Макаров и сел, обратив внимание на ее широкое обветренное лицо с калмыцкими скулами и редкие волосы, гладко зачесанные назад и собранные в тощий узел.

— Солдатик, скажите, сколько времени? — спросила женщина игриво.

— Часы стоят, — ответил солдат, густо покраснев.

— А ты давно на Севере? — не унималась женщина, легко перейдя на «ты».

— По второму году… Из отпуска еду…

— Бедненький!.. Это куда же? Не в Теплые пруды, часом?

— Похоже, туда… — загадочно ответил солдат.

— Ну и скучища там! — вздохнула женщина.

— Служба! — освоившись, многозначительно улыбнулся солдат.

— Тоже мне — хорохорится! Там ведь вовсе нет слабого полу… Как же без него-то? — женщина лукаво взглянула на Макарова.

Солдат беспомощно осмотрелся и густо покраснел.

«Бесцеремонная…» — усмехнувшись, отметил Макаров и покосился на соседку. Слишком вольная манера общения всегда не нравилась ему. В женщинах же эта черта коробила особенно.

— У нас в Рыбачьем девок много. Приезжай в увольниловку к нам…

Солдатик натужно пыхтел и пытался шутить:

— А-а… Как же… Приедем… Хе-хе…

«Тоже мне, «приедем», сосунок…» — подумал Макаров.

— А вы не скажете, сколько времени? — обратилась женщина к Макарову.

— Нет, не скажу! — резко ответил он, испытывая неприязнь к соседке.

— Фу, какой грубый! — сказала женщина и скривила губы. — Много ныне таких развелось… Небось образованный…

Макаров старался не слушать ее, откинулся на спинку дивана и, прикрыв глаза, решил было подремать. Однако в голову лезло разное и мешало.

«Неужели ее может кто полюбить?.. — думал он о соседке, испытывая чувство вины перед нею за невольную свою грубость. — Впрочем, кто знает… А ведь она была маленькой… Черт-те что лезет в голову… Интересно, какой она была в детстве?.. Шустрая девчонка с торчащими косичками?.. Забияка?.. Дралась с мальчишками?.. Трудно представить… А моя Валька тоже была маленькая… Странные ассоциации… Ее-то я помню… Хотя — откуда? Когда мы встретились, ей было двадцать лет… Просто видел ее фотографии… Она и маленькая была очень красивой… А теперь… Она, наверное, ждет меня сейчас… И ужин еще не остыл…»

Макарова вывел из раздумья резкий смех женщины.

«Тьфу ты!» — подосадовал он.

— Нет, вы не скажите… — доказывала она солдатику, вновь перейдя на «вы». — Не скажите… Работы у нас хватает. Слава Богу, не жалуемся…

«Вот настырная…» — удивился Макаров и снова стал думать о своем. Почему-то вспомнилось лето прошлогоднего отпуска.

«Это был первый наш отпуск вместе…» — подумал Макаров.

На него вдруг повеяло теплым воздухом. Кто-то врубил калорифер… Какого черта! И без того жарко… Совсем как тогда… Нет, тогда жарило покрепче… Было знойно, душно… Они с Валей шли по берегу речки. С лугов несло пряным духом скошенной травы. Синий июльский денек… Но красота вокруг была какая-то приглаженная… Листья, мурава — будто обомлев от зноя — потно зеленели на солнце… Налетела внезапная гроза… Тогда впервые видели так близко молнию. Она ударила в молоденький дубок и будто прилипла к нему концом вздрагивающего жала. Верхушка вспыхнула, но вскоре погасла и потом долго тлела… Они с Валей стояли под густой старой березой невдалеке. Ствол был весь черный, порепанный, и только высоко в небе молодые ответвления ствола сияли свежей белизной… А ведь молния могла и березу обуглить, и людей… Но после грозы было здорово! Остро пахло смородиной. Завидев Макарова и Валю, сорвались с берега и с веселым гиканьем побросались в речку голые мальчишки. Тропка вдоль реки была влажной, чуть липкой, прогрелась и парила на солнце…

Потом они пошли к водной станции и взяли лодку… Поплыли против течения… У самого моста не выгребли, и лодку отнесло на мель. Макаров спрыгнул в воду, начал сталкивать ее назад, на быстрину…

К реке со стороны дороги, пошатываясь, подошли пятеро пьяных. Один стал демонстративно справлять малую нужду в воду. Остальные хохотали, улюлюкали… Потом кричали Макарову:

— Эй! Одолжи нам свою красотку! Ха-ха-ха! Она его так вымотала, он и грести не может… Иди, Петро, подсоби… — подстрекали они типа с расстегнутыми штанами.

— Сичас, — ответил тот и, путаясь в брючинах, побрел в воду.

Макаров успел столкнуть лодку с мели и напряженно греб к мосту — «Вот дурень…» ругался он. Пьяный мог перевернуть их, а Валя не умела плавать… Макаров греб все сильнее. Сердце колотилось. Валя покраснела, напряглась. Преследователь приближался. Пьяные на берегу восторженно улюлюкали. Лодка продвигалась медленно… Макаров уже хорошо мог рассмотреть его. Плотоядная улыбочка на сухощавом лице, белый, плотно обтянутый кожей хрящеватый нос, маленькие слезящиеся белесые глазки и слипшиеся черные волосы на потном морщинистом лбу…

— Давай, давай, дружок… — тихо подзывал Макаров, примериваясь, на каком расстоянии прекратить грести и изготовить весло для удара… А пока греб, только мышцы напрягались еще сильней. Весла упруго изгибались. Нервно поскрипывали уключины… Он не спускал глаз с потного морщинистого лба, словно держал его в перекрестии прицела…