Григорий Медведев - Дьявол Цивилизации

Морской лесовоз, а вместе с ним огромный, всепроникающий шумовой фон почти уже поравнялись с лодкой.

На мостике, чудом удерживаясь, стоял, навалившись грудью на фальшборт, капитан судна. На палубе, у шлюп блоков, с трудом держась на ногах, порою карабкаясь на четвереньках, что-то делали матросы, — видимо, готовили к спуску на воду моторную барку.

Пуртов подумал, что хотя корабль и идет с аварийным креном, но все равно красив. Громадный, остроносый, черный, с красной ватерлинией, — видимо, недавно доковался, потому что покраска свежая, не ободранная еще волной. Высокая светло-желтая рубка с тремя поперечными черными полосами, такой же окраски, с наклоном назад, дымовая труба, невысокая ажурная мачта с локатором и вяло развевающимся испанским флагом.

Гребцы как-то незаметно, без команды рулевого, развернули лодку, и она шла теперь в одном направлении с кораблем.

На какой-то миг гребцы ощутили смятение, но потом вдруг неведомая упругая сила влилась в них, они налегли на весла и пошли параллельно кораблю, окутанные многоголосым шумовым облаком обгоняющего их и терпящего бедствие гиганта.

Джугатранский, словно опомнившись, схватил мегафон и заорал изо всех сил, обращаясь к капитану лесовоза:

— Эй вы там, на судне!.. — потом вспомнил, что перед ним испанский корабль, и заговорил на испанском: — Amigo! Por que no pides ayuda?! Estas bajo la amenaza de vuelta! Te hace falta la grua naval! [1]

Капитан испанского корабля услышал и тоже, схватив мегафон, с какой-то поспешной готовностью ответил:

— El jefe no permite pedirla! [2]

— Hay que bajar la tripulación! [3]— во все горло завопил Джугатранский и, не выдержав, крикнул по-русски: — Что вы дурака валяете?! — И снова спросил по-испански: — Los nuestros ya proponian el servicio de socorro? [4]

— Si, si! — с трудом удерживаясь на мостике, крикнул капитан корабля. — El jefe prohibe. Es muy caro. Jesús misericordia! [5]

— Вот дурья башка! — сокрушенно воскликнул рулевой, обращаясь к гребцам. — Им дешевле затопить корабль с грузом… Наши предлагали помощь, а они отказались. Денег жалко… — Лицо Джугатранского вдруг посуровело, и он строго заметил: — А гребли, между прочим, никто не отменял! Не снижать темпа! Идем в кильватер за терпящим бедствие!

Гребцы работали веслами легко и споро, ощутив прилив какой-то неожиданной допинговой силы.

Корабль прошел мимо, все более кренясь, показав широкую грузную корму и унося с собою облака шумов и запахов.

Вскоре гребцы увидели, как на шлюпблоках повисла моторная барка с командой. Барка спустилась на воду, заработал мотор, и она отошла в сторону от гибнущего корабля.

Капитан же все это время оставался на мостике.

— Все правильно! — взволнованно констатировал Джугатранский. — Капитан уходит последним…

Гребцы часто оборачивались, чтобы видеть, что происходит.

— Табань! — приказал Джугатранский. И, когда весла упруго прогнулись и на лопастях зазвенела вода, скомандовал: — Правый борт — вперед! Левый — назад!

Шестивесельный ял развернулся на сто восемьдесят градусов, и теперь все гребцы видели, что происходит.

— Запоминайте! — сказал рулевой, полуобернувшись на сиденье. — Такое выпадает увидеть раз в жизни.

Капитан на мостике в это время что-то истерично кричал отходящим на барке матросам.

— Он говорит: «Быстро, быстро! Просите русских помочь!» — перевел Джугатранский и прокомментировал: — Поздно спохватился!..

А между тем капитан, взобравшись на перило леерного ограждения сверху фальшборта и отчаянно балансируя, прыгнул в воду.

Корабль через несколько минут после того почти полностью завалился на борт и продолжал еще некоторое время в таком положении идти вперед. Со штабелей, расположенных на палубе, в воду посыпались плохо принайтованные доски. И казались они гребцам спичками по сравнению с громадой тонущего корабля.

Но затем лесовоз вдруг довольно быстро перевернулся вверх дном и притонул, но не совсем. От корабля отошла при этом довольно сильная волна, на которой хорошенько тряхнуло барку и ял. И вскоре все стихло.

На поверхности фиорда виднелось теперь слегка выпуклое дно судна, издали похожее на металлическую мель, влажно сверкающую на солнце.

— Отсалютуем, ребята, погибшему кораблю, — тихо сказал Джугатранский и скомандовал: — Весла на валек!

Шесть весел взмыли в воздухе, словно крылья, и застыли в вертикальном положении.

Гребцы выдели, как моторная барка подошла к плывущему капитану и взяла его на борт. Он что-то выкрикивал высоким плачущим голосом.

— Чертыхается, — перевел Джугатранский, — говорит, до чего жадность доводит…

Время салюта истекло.

— Весла на воду! — приказал рулевой.

— Владимир Иванович, — попросил Пуртов, — давайте подгребем к днищу. Тоже ведь раз в жизни…

Джугатранский на мгновенье задумался.

— Ладно. Быть по-твоему, — строго сказал он. — Внимание! Приготовиться! Марш!

Шестивесельный ял плавно подошел к металлической мели, в которую превратилось днище гигантского корабля.

Моторная барка с командой погибшего лесовоза стояла поодаль и почему-то не уходила.

Гребцы сошли на металлическую мель. Загребной Петя вдруг остановился и настороженным голосом сказал, что он где-то слышал или читал, будто корабль в состоянии оверкиля через некоторое время начинает тонуть.

Предупредив товарищей, он с минуту постоял в задумчивости и вернулся в лодку.

Днище лесовоза быстро прогрелось на солнце, было шероховатым и горячим, как литой чугун после опоки.

Пуртов присел на корточки, погладил рукой шершавое дно, потом лег на его теплую, какую-то беззащитную поверхность и приложился ухом к черному металлу, поросшему в иных местах ракушками.

Было слышно: внутри что-то еще гудело и ухало. Какие-то механизмы, видимо, докручивали свои обороты. Что-то еще урчало и переливалось, будто в гигантской утробе живого существа.

На глазах у гребцов погиб корабль водоизмещением двадцать тысяч тонн. Пуртов был потрясен и думал, прижавшись ухом к теплому, пахнущему морской водой и высыхающими ракушками дну: «Как неожиданно и быстро может исчезнуть гигант!»

Жаль по-человечески было и испанских моряков, и этот огромный корабль…

Вдруг внутри корабля раздался мощный удар. Послышался какой-то шквальный шум и грохот.

Корпус судна, к которому приложился ухом Пуртов, словно исполинский раструб, в сотни раз усиливал звуки и шумы, происходящие в нем. И в этом грохоте, от которого гудело в голове и перехватывало дыхание, он не услышал пронзительных выкриков по-испански:

— Ojol Ojo! Cuidate! [6]

Не услышал Пуртов и зычной тревоги Джугатранского:

— Полундра! Все в лодку!

Не услышал он и топота ног товарищей, прыгнувших в ял.

Он все сильнее прижимался к днищу корпуса судна, к этому колоссальному раструбу, и с ужасом в сердце постигал зловещую симфонию гибели.