Григорий Медведев - Дьявол Цивилизации

— Нет во мне дьявола… Во мне… — Она отвела глаза. — Будь крепок в любви, и Бог тебя благословит. — Сказав это, она сильно покраснела и снова вперилась в Гремячкина.

— Ступайте отбирать пробу, — сухо приказал Гремячкин, чувствуя, что начинает сердиться.

«Черт послал красивую женщину в эту тяжкую ночь. Не накликала бы чего…»

— Есть, товарищ начальник! — тонкой красивой ручкой отдала честь Солдатова под свой белоснежный, чуть набекрень чепец, из-под которого выбивались, живые волнистые золотые пряди.

Она пошла к выходу. Он хмуро и тяжело смотрел ей вслед. Потом подошел к телефону, что стоял на столе мастера центрального зала, и снял трубку. На БЩУ (блочном щите управления) трубку телефона взял СИУР (старший инженер управления реактором) Саша Солодин.

— Ну, как у тебя? — спросил Гремячкин. — Гальванометр «молчит»?

— Молчит…

— Держи ухо востро. Концентрация бора в реакторе тридцать два грамма на литр. Солдатова доложила. Главный инженер для нас постарался… Послал в ночную смену саму заведующую экспресс-лабораторией. Ты держи ее, Саня, на контроле. Через каждые полчаса требуй анализ. Я приказал… Черт его знает, как этот бор в реакторе распределится. Через десять минут отключай обмен воды и воткни циркнасос на перемешивание. Затем — отбор проб. И так каждые полчаса…

СИУР покряхтел и сказал:

— Все же на волоске висим, Иван Федорович… Подстраховаться бы… Ведь промахнем, не ровен час — А там — мгновения — и разгон…

— Я тоже кумекаю… Сейчас с дозиком Рябовым приволокем сюда парочку-троечку мешков с порошком борной кислоты. В случае чего, будем метать мешки в зев реактора с шестнадцатой отметки… А ты смотри в оба… Не ровен час — дави кнопку впрыска бора…

— Добро, — задумчиво сказал Солодин и добавил: — Звонил Главный из дому. Спрашивал, как дела. Я сказал, что ведем обмен воды в реакторе, перемешиваем, отбираем пробы. И так — до посветления воды… А мы сами — до посинения…

— Не накаркай! Смотри в оба! Будет разгон — посинеет и в реакторе. То бишь поголубеет… Словом, если зафурычит, ты по гальванометру первый увидишь. Сразу ори по громкоговорящей связи.

— Есть! — Солодин положил трубку.

Гремячкин быстро двинул к помещению узла приготовления борного раствора. Там находились крафт-мешки с борной кислотой.

На лестничном марше встретил бегущую вверх Солдатову с пластмассовой колбой для отбора проб на шнурке.

Она бежала вверх, перескакивая через ступеньку, глядя под ноги, запыхалась, разрумянилась, волосы сильнее выпали из-под чепца, кудрявились, золотисто обрамляя милое лицо. И хотя лицо ее имело чересчур деловой вид, заметно было, что она еще думает о чем-то своем.

— Ни о чем, кроме дела, Ефросинья Петровна! — невольно засмеялся Гремячкин, а Солдатова, вздрогнув, остановилась рядом с ним на ступеньку выше, почти выровнялась ростом и, громко дыша, оттого, что сразу встала, звонко выкрикнула, смеясь:

— Ох и напугали вы меня, Иван Федорович! Снова напугали! — И невольно приложилась головой к его могучей груди, а он невольно же, боясь, что ей дурно стало, ибо иного и в голову не пришло, осторожно придержал ее за чресла, ощутив кожей через лавсан куртки ее дыхание.

— Ой, Иван Федорович, — уже слабее и как-то писклявее сказала она. — Напугали вы меня… мой милый…

Гремячкин испугался и отодвинул ее от себя.

— Что вы, Ефросинья Петровна?! — встрепенулся Гремячкин. — Бог с вами!

— Бог со мной, Иван Федорович… Бог — это моя любовь. Где любовь — там Бог.

Иван Федорович рассмеялся:

— Но я женат, лапушка моя!

— Вы не женаты, вы лопух!

— Бог с вами, Ефросинья Петровна!

— Бог со мной. Он — любовь, — мягко глядя на Гремячкина, вторила Солдатова.

— Мало хороших вокруг?

— Много хороших, да милого нет.

Гремячкин не знал, что с ней делать, все еще держал ее за талию, а она схватила его руками за плечи, впилась ногтями и истово молвила:

— Будь вы мой, я бы своими ногтями, своими зубами выгрызла свою любовь!

— Вот она, женщина на корабле! — засмеялся Гремячкин, пытаясь скрыть волнение и успокоить заколотившееся вдруг сердце. — Женщина вы опытная, Ефросинья Петровна, и… ладненькая… Не моя бы Маша, была бы ты наша… А то ведь — невеста без места, а конь с уздой… — Гремячкин снова захохотал.

— Я баба лапана, через семь смертей прошла, жива осталась, к тебе за спасением стучусь… — Она потупила голову.

— Ладно, будет! — уже сердито, придя в себя, сказал Гремячкин, твердо отодвинув от себя Солдатову. Так и разогнаться на мгновенных недолго. У нас ведь с вами все для этого есть: и активная зона, и поглощаемый стержень… Ха-ха-ха!

Ефросинья Петровна вновь впаялась в него бледно-голубыми глазами, помертвевшие губы неслышно произносили что-то, мгновенно вспыхнувшие зубы хищно клацнули.

— Отбирайте пробу, Ефросинья Петровна, — отстраненно уже сказал, почти приказал Гремячкин, пытливо глядя на нее.

— Все, все, все, Иван Федорович, умомрачитель мой! — встрепенулась Солдатова. — Наваждение… Я побежала. Ха-ха-ха! Вот дура-то!..

Она вихрем взлетела по ступеням и скрылась в центральном зале.

Гремячкин прошел в помещение узла приготовления борного раствора, по пути прихватив с собою дозиметриста Рябова.

Пока Рябов подтаскивал и укладывал на носилки три двадцатикилограммовых крафт-мешка с борной кислотой, Гремячкин осмотрел монжюс (емкость под давлением) с раствором борной кислоты. Уровень показывал две трети, проверил наличие давления азота над уровнем борного раствора, потрогал паровую рубашку монжюса — горячая (раствор бора прогревался для лучшей растворяемости порошка кислоты), по телефону узнал у Солодина, что тот проводил барбатаж (перемешивание раствора сжатым азотом) минут десять назад. Добро. Положил трубку, но тут же снова взял.

— Слышь, Саня… В случае чего… Имею в виду разгон… Дави кнопку впрыска бора в реактор… Да, да… Не дожидаясь моей команды… У тебя ж гальванометры, а мы тут слепые… Как зайчики (квадратные зеркальные зайчики с черной вертикальной полоской посредине) рванут вправо, сразу дави… А мы тут с Рябовым подтащим в центральный зал парочку-троечку мешков с кислотой…

— Ты уже говорил, — сказал Солодин. — Я помню…

— Знаю, что говорил… А когда в башке колом сидит, скажешь не раз… Словом, не спи, паря, намнет черт харю…

— Нашему Луки и черт с руки…

— Черт-то с руки, да не попади в дураки… — И положил трубку.

И тут Гремячкин подумал вдруг о Солдатовой. Мысленно представил, как спускается она в радиоактивную реакторную шахту со своей пластмассовой колбочкой на шнурочке. Такая маленькая и ладная… И тут же мелькнуло: «Гладкая лапка, а цапка…» Цапка Фросенька, с неожиданной приязнью к нему…