Григорий Медведев - Дьявол Цивилизации

Если бы не наша помощь, Сергей бы уже умер. Но… Очень хотелось спасти его, хотя подобную клинику острой лучевой болезни мы наблюдали впервые и опыта почти не было…

ВНЕШНОСТЬ: Атлет высокого роста (сто восемьдесят девять сантиметров). Лицо умное, немного насмешливое. Глаза серые, с пушистыми ресницами. Брови, сросшиеся на переносице. Большой прямой, с горбинкой, нос, крупные губы. Когда улыбается, выражение лица становится беззащитным, по-детски беспомощным. Ослепительно белые крепкие зубы. Волосы редковатые, светлые. Зачесаны назад…

Я все это записал и постарался накрепко запомнить его, еще, несмотря на обширные ожоги и отеки, необычайно красивого и одухотворенного. Пройдет всего несколько часов, и он неузнаваемо изменится…

Директор института Семен Петрович Сурьмин был глубоко убежден, что работа, которую проводит под его руководством лаборатория протекторов, направлена против смерти, и только против смерти!..

Глубоко сунув руки в карманы брюк, он вышагивал по красной ковровой дорожке своего рабочего кабинета, глядя в пол и напряженно размышляя.

В душе его сейчас было состояние почти что полной боевой готовности.

Да! Он знает, чего он хочет!.. Вернее, чего от него ждут люди… Да, да!.. Многие тысячи людей, работающих на атомных электростанциях… И вообще — все люди, которых, не дай Бог, может поразить ядерная радиация… Ведь радиация — это не сказка… Реальность… Суровая реальность сегодняшнего дня…

Размышляя так и все более наполняясь уверенностью и пружинистой силой, Семен Петрович вспомнил то, двадцатилетней давности, время, когда он впервые занялся проблемой антитодов.

Антитод — означает «против смерти»!

Да, да… Он уже давно воюет против смерти… Очень давно… Но тогда он синтезировал и исследовал вещества, блокирующие вредное воздействие отравляющих веществ… Теперь же… И это закономерно… Он создает вещество-протектор — защиту против ядерной радиации…

Три года опытов на мышах и кроликах дали, по его мнению, неплохие результаты. Выживаемость подопытных кроликов и мышей оказалась значительно выше выживаемости животных контрольной группы…

— Значительно выше! — повторял он приятно звучащую фразу, продолжая прохаживаться взад и вперёд по кабинету.

Но в это же время в его подсознании шла еще другая, не менее важная работа по выработке решения. Там, где-то на втором плане, перед его мысленным взором возникло два Сурьмина. Один молодой, пышноволосый, подтянутый, в ладно сидящей черной тройке, второй — плешивый, с отекшим невыразительным лицом и уставшими выцветшими глазами, в мешковатом сером костюме, несколько скрадывающем полноту…

Молодой человек — это был Сурьмин времен работы с антитодами, пожилой — периода создания протекторов…

Двойники как-то странно расположились в пространстве кабинета, хотя эта странность показалась Сурьмину отчасти закономерной: молодой у письменного стола, старый — у входной двери…

Когда реальный, во плоти, Сурьмин подходил к столу, он видел себя молодого, полного сил и замыслов. Теплая приятная волна заполняла его грудь. Он улыбался. Память давнего успеха ласкала сердце…

— Против смерти! — произносил он вслух. — Только против смерти… — И подмигивал пышноволосому молодому Сурьмину, стоявшему у стола.

Когда же он подходил к двери и встречался взглядом с Сурьминым-стариком, то начинал ощущать вдруг торопливое, саднящее чувство ускользающего времени…

Он не любил. Нет! Просто ненавидел этого старого человека, который так поздно взялся за столь важную работу.

— Выживаемость подопытных значительно выше… — произносил он, словно бы успокаивая себя, и пожилой двойник понимающе и как-то даже заискивающе кивал ему.

Так он ходил взад и вперед, словно маятник, отсчитывая шаги от молодости до старости и обратно. От успеха до, казалось, безнадежности, и напряженней работа мозга и души все больше и чаще приводила его к мысли о необходимости клинических экспериментов.

Он попытался было, поравнявшись с собой молодым, произнести:

— Выживаемость подопытных значительно выше…

Но молодой Сурьмин недоверчиво улыбнулся, укоризненно покачал головой и вслед за тем исчез.

Сурьмин в испуге повернулся и пошел к двери. Старый плешивый мужик в сером костюме поджидал его в конце красной ковровой дорожки и вдруг с готовностью произнес:

— Выживаемость подопытных значительно выше… — и глубоко заглянул в глаза приятно удивленного Сурьмина, после чего, как и молодой, мгновенно истаял в пространстве…

Семен Петрович остановился посредине кабинета и, высоко вскинув голову, вымученно рассмеялся.

— Что это я?.. — сказал он в пустоту комнаты, но в груди его сомнений больше не существовало.

Он быстро прошел и сел за письменный стол.

— Очень мало времени! — вдруг жестко произнес он, невольно ища глазами своего пожилого двойника. Но увы! В комнате, кроме самого Сурьмина, никого не было.

— Время не ждет!.. Протектор нужен людям… — снова жестко повторил он, как бы завершая тяжкую внутреннюю работу души и с ненавистью подумав о своем старом, но так понимающем его двойнике, возбужденно выкрикнул: — Против смерти! — И задорно подмигнул кому-то в пространство.

Семен Петрович еще не знал, что ночью в институтскую клинику привезли смертельно облученного Сергея.

А когда на следующий день узнал об этом, невольно приободрился, подумав, что жизнь сама выводит его на широкую дорогу клинического опыта…

Сергею казалось, что он успел найти путь к бессмертию… Ах! Это как дикая неутолимая жажда! Он успел! Успел постигнуть тайну. Он создал модель своего бессмертия!.. И в короткие периоды затихания болей, непрерывно думая об этом, словно прокладывал мостик от своей жизни до взрыва к тому близкому и страшному, чем предстояло ему стать после недалекой уже смерти…

Гипотеза советского ученого Фирсова о сжимающихся и расширяющихся с определенной периодичностью космических системах завладела воображением Сергея незадолго до трагических экспериментов. Фирсов умер молодым вскоре после того, как сделал открытие. А было это в начале двадцатых годов в голодном Петрограде…

Размышляя, Сергей держал руками рычаги манипуляторов и, прильнув к толстому защитному свинцовому стеклу «горячей камеры», медленно сводил кусочки полукритмасс плутония, внимательно следя за тем, чтобы не сдвинуть куски чересчур близко. Тогда взрыв, смерть… Он все время видел выступ стопора. Это его успокаивало, вселяло уверенность, что все будет нормально. Прислушиваясь к учащающимся щелчкам из динамика интегратора, все думал, думал…

Образ стремительно расширяющейся стихии ожил в его сознании. Олицетворился с революцией, которую он вдруг представил как систему обновления. Князья, цари, а потом монархия Романовых сжимали, стягивали Россию все более усиливающими давление обручами централизации. Пока… не началась пластическая деформация системы, а за нею последовал разрыв пут и… стремительное расширение…