Григорий Медведев - Дьявол Цивилизации

Я невольно посмотрел на Арсения Ивановича и не мог оторваться. Лицо его было полно противоречивых чувств и выглядело прекрасным в своей открытости. Чуть выпуклые большие карие глаза его выражали некоторую растерянность. Конечно же он переживал сейчас обидный выпад главковского представителя, и я не сомневался, он ответит убедительно. И тем не менее я думал, что действия Сурьмина по отношению к нам в какой-то степени можно было понять. Ведь Арсений Иванович категорически отказался сотрудничать с ним на ниве изучения и поисков протектора. Не то чтобы он в принципе был против протекторов. Отнюдь. Он просто был против сурьминской постановки задачи.

Арсений Иванович считал, что эксперименты надо проводить на кроликах и мышах до тех пор, пока не будут окончательно выяснены механизмы действия вещества протектора на живую клетку.

Пока что наши встречные контрольные опыты на мышах показали, что применение протектора приводит к последствиям не менее тяжелым, чем последующее после его введения облучение. Контрольные опыты ставил я. Методами биологической дозиметрии владел также я. Это было темой моей диссертации…

Но Сурьмин торопился… Ох уж эта мне торопливость! Сумасшедший бег времени. Он как мода, увлекает, торопит людей. К результату! К результату!.. Скорее вылущить ядрышко, разжевать и проглотить… Горько!.. Ах го-о-орько?..

Сурьмин жаждет добровольцев, его гложет нетерпение. Успеть первым?.. Работают американцы, французы, англичане? Ну и что?.. Открыли коробочку, а там гремучая змея… А теперь бегаем кругами, пытаясь найти противоядие…

Назад, в коробку? Дудки! Дураков нет! Процесс необратим. Впрочем…

Но Сурьмин жаждет добровольцев. Широко афиширует работу, выпячивая, конечно, благородство цели, конечный результат. Пресса, радио…

Недавно я был случайным свидетелем, как его ближайший, но пока еще мало умеющий помощник Низов, сидя перед Сурьминым, выразительно читал текст своего предстоящего выступления по радио.

«Низов о Сурьмине», — подумал я.

«Семен Петрович, — читал Низов, — увлекающийся человек. Пройдя труднейшую школу жизни, он остался при этом прекрасным, целеустремленным человеком, замечательным товарищем, любящим людей, искусство, литературу… Последнее хочется подчеркнуть особо. Семен Петрович отлично разбирается в литературе…»

Низов читал с энтузиазмом, и его густая, острыми волнами, каштановая шевелюра казалась еще гуще рядом с плешивым, поблескивающим черепом Сурьмина.

Я вошел неслышно, и они поначалу меня не замечали.

Сурьмин слушал с каким-то странным выражением на лице, немного склонив голову. Казалось, будто он чуть-чуть недоволен или смущен, но все же по всему облику его видно было — он принимает текст…

Я очнулся, когда услышал, что Арсений Иванович обратился ко мне.

— Игорек, объясни уважаемому представителю Главного управления, каким образом мы определяем профзаболевание… — И уже ко всем: — Это, кстати сказать, тема его диссертации, которую он вскоре защищает…

Я встал и начал объяснять, обращаясь главным образом к представителю Главка, и с удовлетворением отмечая, как он порозовел от смущения и схватился за ручку и блокнот.

«Пиши, пиши, голуба…»

— Мы пользуемся методом биологической дозиметрии, который нами детально разработан. Сущность метода заключается в следующем. Достоверно известно, что под действием ионизирующих излучений хромосомы пострадавшего подвергаются разрушению, рассечению, расчленению, если хотите. Это неоспоримый факт и достаточно подробно описан как у нас, так и за рубежом…

Нами замечено, что характер разрушений хромосом, или хромосомных аберраций клеток крови, зависит от дозы, полученной больным. Далее сама собой напрашивалась мысль получить эталоны хромосомных разрушений, чтобы затем с ними сравнивать реальные случаи поражений как с известной, так и с неизвестной мощностью дозы. Мы облучали гамма-лучами «in vitro» (в пробирке) донорскую кровь, и получили довольно широкую шкалу эталонных хромосомных аберраций, и, таким образом, в настоящее время имеем возможность с достаточной степенью точности определять степень лучевого поражения в случаях, когда неизвестна доза, полученная поступившим. Таким же образом мы проверяем известные, официально отмеченные в документах дозы, и проверка показывает, что в некоторых случаях дозы на местах занижаются…

— Достаточно! — прервал меня Арсений Иванович. — Думаю, вопрос о завышенном проценте сдох, не успев родиться…

Представитель Главка, на этот раз уже здорово красный, уклончиво улыбался, мол, здесь еще не все ясно.

Арсений Иванович ринулся в атаку:

— Товарищи! Я настаиваю на отснятии фильма!

— Я не понимаю вашей горячности… — спокойно вставил Сурьмин.

— Лучше сто раз увидеть и сто раз услышать! — парировал Арсений Иванович. — При опытах с протекторами, особенно на людях, я советую тоже прибегнуть к киносъемке. Это будет убедительный документ…

Это уж было слишком. Арсений Иванович всегда вот так. Выльет все, что накипело на душе, а потом остынет и жалеет о своей горячности.

Сурьмин побледнел. На мгновение глаза его метнулись в разные стороны, словно ища выхода. Но эта слабость, если можно ее так назвать, длилась столь недолго, что вполне могла остаться незамеченной. Он промолчал. Да. Выдержка отменная. Потом мягче обычного и даже несколько заговорщически спросил представителя Главка:

— Ну как решим, Илья Фомич?..

— Я должен посоветоваться с начальником Главного управления, — ответил тот достаточно твердо.

— Заметьте при этом, — сказал Арсений Иванович, — что время не ждет и поступивший умирает. Мы делаем все, чтобы его спасти, но это как раз тот случай, — Синицын в упор смотрел на Илью Фомича, — когда бесспорное профзаболевание приведет к неизбежному летальному исходу…

К чести Ильи Фомича надо сказать, что он хоть и густо покраснел, но напор Арсения Ивановича выдержал и глаз не отвел…

Подкорка работала… Но вот вернулось сознание, и заработала кора. Память торопливо вернула Сергея к исходной ситуации и, словно оттиск, поднесла ему пережитое им в последние десять часов.

«На испытаниях тактического ядерного оружия (в основном малые заряды ствольной артиллерии) вместо атомных взрывов порою случались «клевки». Взрыв происходил без светового воздействия и ударной волны. Куски ядерной взрывчатки соединялись при этом, видимо, недостаточно плотно или же полукритмассы плутония несли в себе какие-то дефекты. В этих случаях критмасса превращалась в мощный источник ионизирующего излучения, а боевого эффекта явно не было…»

Сергей искал причины отказов. Засиживался в «горячей камере» допоздна. В его распоряжении был набор кусков плутония разной давности производства и с разных заводов…