Николай Кузаков - Рябиновая ночь

— Техника уже вся на полевом стане, — ответила Анна. — Хоть завтра можем начинать сев.

Ананий с Пронькой вышли на улицу. Темное небо искрилось звездами. На остывшей земле гулко отдавались шаги.

— Меня, Проньку Томских, на поруки… — возмущался Пронька. — Как какого-то тунеядца. И как у них только язык мог повернуться? Разве им понять, что у меня деликатная душа и такого обращения не переносит. Напиться, что ли?

— Вот это мужской разговор, — подхватил Ананий. — Да только вот незадача — денег нет. А домой сунуться нельзя, сам знаешь, у меня не жена, а кипяток, одним взглядом ошпарит так, что неделю чесаться будешь.

— И мне своей показаться нельзя. Скажет: «Ты бы, Пронюшка, лучше не ходил, а то завтра опять голова болеть будет». Ты меня знаешь, ведь не пойду.

— Табак наше дело.

Некоторое время шли молча. Вдруг Ананий остановился.

— Идея есть.

— Да ну? — оживился Пронька.

— Пойдем к Князю. Я видел его перед вечером. Князь двух глухарей сегодня подстрелил. Только даст ли нам?

— Да Князь, окромя тельняшки, ничего не пожалеет.

— Тогда полный порядок, Пронька.

Федор растапливал печку. В шерстяных чулках, на плечи накинут дубленый полушубок.

— Привет холостяку, — поздоровался Ананий. — Ты чего так утеплился?

— Да черт Гераську Тарбагана в наледь затолкал вместе с трактором. Вытаскивал, зуб на зуб не попадает.

— Пропустить надо стаканчик.

— С удовольствием, да нет этого зелья. Завязал, ребята, на крепкий морской узел.

— Не печалься, мы его в два счета развяжем. Дай нам одного глухаря.

— Берите обоих.

— Двух не надо. А закусить у тебя что-нибудь найдется?

— Найдется.

— Тогда жди, мы мигом.

Ананий вручил Проньке глухаря, и они вышли.

— Что мы будем делать с этим лесным колдуном? — недоумевал Пронька.

— А ты пошевели мозгами хоть раз.

— Пробовал.

— Ну и как?

— Ничего сообразить не могу.

Подошли к Пронькиной избе. Ананий остановился.

— Прежде чем переступить порог, ты представь, что у тебя отобрали трактор…

Выслушав Анания, простодушный Пронька от радости даже взвизгнул.

— Тебе, Ананий, не трактористом надо было работать, а разведчиком.

— Ты валяй, да, смотри, дело не загуби.

Пронька сделал скорбное лицо и вошел в дом. Его жена Глаша, рано пополневшая женщина, жарила мясо. Увидела мужа, опустила полные руки.

— Проня, что случилось? — певучим мягким голосом спросила она.

— Да вот, — Пронька небрежно бросил глухаря на пол. — Ехал мимо дома Гераськи Тарбагана. Собаки пугнули индюка. Он под колеса. Задавил.

— Что же теперь будет-то? — прижала к груди руки Глаша.

— Опять в сельсовет потянут.

— Вот напасть-то на нашу голову.

— А может, заплатить ему? — осторожно намекнул Пронька.

— Заплати, Проня. Сколько надо-то?

— Да десятки хватит.

— Дай ему больше и не связывайся.

— Хватит ему и десятки.

— Иди, родной, отдай.

Пронька сунул десятку в карман и вышел.

— Полный порядок, — доложил он Ананию.

Через полчаса они уже были у Федора. Две бутылки водки стояли на столе. Ананий наполнил рюмки.

— За твое здоровье, Князь.

После третьей рюмки Федор немного согрелся.

— Куда же вы все-таки глухаря сплавили? — спросил он.

— За индюка выдали, — усмехнулся Ананий.

Пронька вскочил и, прижимая руки к груди, стал представлять, как он разговаривал с женой. Федор смеялся. Потом вдруг посерьезнел.

— Олухи, что, у меня не могли денег взять?

Ананий широкой ладонью погладил шею.

— Верно, могли бы. Да просто так взять интересу нету.

— Вот-вот, — подхватил подхмелевший Пронька. — Мы с Ананием без интереса жить не можем.

Федор ушел в спальню, вернулся с десяткой в руке и подал ее Проньке.

— Возьми. Потом отдадите.

— Да как-то неудобно, — развел руками Пронька.

— Возьми и все расскажи жене. Иначе выброшу эту поганую водку на помойку.

— Возьми, Пронька, — убеждал и Ананий. — Князь выбросит, я его знаю. Да еще и нас с тобой взашей вытолкает.

— Ладно, — согласился Пронька.

Выпили еще по рюмке.

— Скушно ты живешь, Князь Гантимуров, — философствовал окончательно захмелевший Пронька. — Без фантазии. Понимаешь? А без фантазии никак нельзя. Ты, Князь, мотоцикл «Урал» когда-нибудь видел? То-то. Когда на нем по степи едешь, ветер голову срывает, сердце из груди от радости выскакивает. Позапрошлым летом купил я такой мотоцикл. Честь честью обкатал его. Бывало, газану, рванет он, как застоялый жеребец, дух захватывает. И поехали мы с Ананием покататься. Уехали за Онон к озеру Зун-Торей. Время подходящее прошло. Протряслись за дорогу. Увидели домик под сопкой, свернули к нему. И в аккурат угодили к моему знакомому, к пастуху верблюдов. Мы с ним как-то на слет передовиков в Читу ездили, в одном номере в гостинице жили.

Обрадовались мы. Жена его под навесом в ограде поесть собрала. За встречу бутылек раздавили, потом — другой. А там уж и пошло. Загулял Прокопий Ефимович.

Пастух ест, а сам все на мотоцикл косится. Я его спрашиваю: «Нравится?» Отвечает он: «Беда, хорошая машина». А если я загулял, откуда у меня и отчаянность берется. Я и говорю: «Давай три верблюда, два ящика водки и забирай к чертовой матери этот мотоцикл».

Ударили по рукам. Пригнал пастух трех верблюдов. На двух мы с Ананием уселись, на третьего погрузили водку и отправились с песнями домой.

Приезжаем, на нас вся деревня высыпала поглазеть. Ребятишки гурьбой следом валят, собаки такой брех подняли, хоть уши затыкай. А мы горланим себе песни.

Подъехали к моему дому. Жена на крыльцо выбежала: «Пронюшка, Ты что это опять чудишь-то?» А я ей кричу: «Отворяй ворота. И какой я тебе Пронюшка, я турецкий шах. Ухожу с караваном к персиянкам. Проститься приехал». — «Что мелешь-то? Не смеши людей. Иди проспись», — взмолилась она.

Пока мы такие переговоры вели, а верблюду что-то не понравилось, захарчел он, а потом как плюнет в жену. Она с перепугу так и села.

— Вот это была потеха, — покачал головой Ананий.

— Ну, а потом? — заинтересовался Федор.

— Вот потом-то самое страшное началось. К утру мы с Ананием очухались и не знаем, что с этими проклятыми верблюдами делать. Решили продать. Целую неделю ездили по району, где только не бывали, никто не берет.

Измучились вконец. Не знаю, что бы я еще натворил с горя. Но на счастье в Зареченске на свадьбу попали. Жениху с невестой и подарили этих верблюдов, а сами поскорей смотались.

Потом, говорят, целый месяц нас искал жених, горькими слезами выл, да не нашел.

— Ну и чадушки, — смеялся Федор.

Ананий грузно встал.

— Спасибо, Князь, за приют.

Обнявшись, Ананий и Пронька вышли на улицу, Ананий басисто запел: