Николай Кузаков - Рябиновая ночь

Пронька голосисто подхватил:

В больших муках рождается весна в Забайкалье. После крутых морозов затопит землю теплом. Задымятся увалы, все вокруг наполнится душистою прелью прошлогодней травы. По падям до боли в глазах засверкают накипни, заслезятся звонкими струями. В небе, в ожидании попутного ветра, замрут белокрылые облака, марево подсинит горы. Неуемно голосисто запоют птицы. Но через два-три дня налетят холодные гольцевые ветры и будут дуть до тех пор, пока земля не укроется от них молодой зеленью.

И на этот раз снега уже давно не было, а тепло все еще плутало где-то в горах. Временами выдавались погожие дни, но приходила ночь, опускалась стынь, и земля цепенела. Только к середине апреля ярче засветило солнце, южные склоны сопок занялись голубоватой дымкой — зацвел ургуй [12] Ургуй — подснежник (забайкальск.) . .

Тетушка Долгор вышла из домика. Одета она была в летний синеватый тыгэл, рукав которого перехвачен пониже плеча многоцветной тесемкой [13] Тесемку на рукаве носят замужние женщины. (Примеч. автора.) . Маруф Игнатьевич возле столовой колол дрова. Тетушка Долгор глянула на поле и замерла: то здесь, то там, будто кто-то вспарывал пашню, взлетали облачка пыли, невидимая рука скручивала их в черные жгуты, и они, извиваясь, блуждали по полю.

— Кого это ты там узрела? — воткнув топор в чурку, распрямился Маруф Игнатьевич.

— Ты только погляди, как ветер дичает.

— Это черти с ведьмами венчаются. Согрело землю, теперь целый месяц дуть будет.

Тетушка Долгор вошла в столовую. На кухне ее помощница Груня Такмакова чистила картошку. За столом пили чай Ананий, Пронька, Игнат Стрельцов — звеньевой первого звена, и Михаил Комогорцев — звеньевой второго звена.

— Рад тебя видеть в добром здравии, тетушка Долгор, — пробасил Игнат.

— Здравствуй. Добрые люди плуги ладят, а Игнат с Михаилом ездят по гостям и чаи гоняют.

— Мы с Игнатом Романовичем в селе были, вот по пути и завернули тебя попроведать, — слукавил Комогорцев.

— Спасибо. Только уж шибко большой крюк сделали, — с недоверием покосилась на Комогорцева тетушка Долгор.

— Для милого дружка семь верст не околица.

— Приедет Дашибал, он тебе покажет околицу.

— Тетушка Долгор, — погладил усы Игнат, — я смотрю на тебя и все думаю: где ты такие голубые глаза отхватила?

Улыбнулась тетушка Долгор.

— Мать-то моя рано овдовела. А говорят, слаще-то вдовы бабы не бывает. И повадился к ней один казачок. Он из села мимо нашей стоянки все на заимку ездил. Зайдет в юрту почаевать, а в это время конь отвяжется да убежит. А ночью куда пешком пойдешь. А то ливень пойдет или пурга поднимется. В непогоду тоже не поедешь.

— Вот шельма, — тряхнул чубом Ананий.

— Он-то и подарил мне свои глаза. А вы-то, греховодники, разве лучше? Поди, по всему свету порастеряли своих ребятишек?

— Правильно, тетушка Долгор, — усмехнулся Комогорцев. — Один Ананий на службе с полдюжины оставил.

— Тетушка Долгор, наговаривает на меня Миха.

— Да ты, Ананий, лучше расскажи, как на зорях бегаешь на ферму доярок будить, — погладил усы Игнат.

Хохот на весь полевой стан.

— Это все ты, Миха, небылицы плетешь. — Ананий смерил Комогорцева недобрым взглядом. — Попадешь под руку, я тебе это припомню.

— Я? Да ты, Ананий, в своем уме? — Комогорцев смеется. — Ты только скажи, почему у Матрены Сараевой все ребятишки на твое обличье похожи? Все такие же с завитушками. Нет, ты не виляй, Ананий, скажи.

— Что ты привязался, как голодный ворон к тарбагану? — вышел из себя Ананий. — Иди да у нее и спрашивай.

— Спрашивал. Говорю: «Матрена, как это получается. Живете на ферме без мужиков, а у каждой полный дом ребятишек? Где вы их берете?»

— Ну и она что?

— Сами делаем, — отвечает.

Ананий громко засмеялся. Потом вытер кулаком глаза и повернулся к Комогорцеву:

— Коли уж на то пошло, ты, Миха, расскажи-ка, как в прошлом году Дарье за любовь зарод сена отдал.

Комогорцева будто столбняк хватил. И без того длинное лицо с редкими пшеничными ресницами стало еще длиннее. Наконец у Комогорцева от ушей к щекам хлынула краска. Он ворохнулся и хватил кулаком по столу:

— Врешь.

— Что врешь? Я этот зародчик-то от Старой реки и вывозил ей.

— Вот артист, — привстал Пронька. — И когда только успел? Я же рядом с ним косил.

Игнат гладил усы и, ухмыляясь, покачивал головой.

— Ну, Ананий, под самое дыхло ты меня поддел, аж дух захватило, — проговорил Комогорцев.

— В другой раз не лезь с кнутом на топор.

Потешаясь над Комогорцевым, встали из-за стола.

— Спасибо, тетушка Долгор, за хлеб-соль, — поблагодарил за всех Игнат.

Любила тетушка Долгор порядок. И каждый у нее знал свое дело. Вот поэтому-то за несколько дней все здесь изменилось. Везде чистота, щепочки на дворе не найдешь. В столовой на окнах занавески, на подоконниках цветы. Дарима по стенам развесила красочные плакаты с обращением к хлеборобам. Петька с Федором славянской вязью написали лозунг: «Съел свое — помоги товарищу». Тетушка Долгор прочитала лозунг, покачала головой, но снимать не стала, уж больно красиво написано.

В красном уголке Аюша Базаронович установил телевизор, радиоприемник и колхозную рацию.

— Теперь, тетушка Долгор, ты можешь даже с Москвой связь держать.

Тетушка Долгор с уважением посмотрела на аппаратуру.

— А со стариком Дашибалом можно говорить?

— Вот этого нельзя.

И сразу у тетушки Долгор к технике всякий интерес пропал. Москва где-то на краю света, говорить с ней можно. Дашибал совсем рядом, у Алханайских гор кочует с табуном, а говорить с ним нельзя. Хоть и в больших начальниках ходит Аюша Базаронович, а все перепутал.

Отряд в эти дни жил хлопотно, беспокойно. Не успели парни с девчатами оглянуться, а апрель уже на исходе, подошла пора сева. Анна носилась на мотоцикле: то в мастерские, то на ток, то в семеноводческую лабораторию. На минутку забежала в столовую.

— Тетушка Долгор, что-нибудь попить найдется?

— Компот пить будешь?

— Налей стаканчик.

Компот принесла Груня, еще сухонькая неловкая девушка. Анна посмотрела на нее и себя вспомнила. Вот таким же дичком когда-то и она пришла сюда.

— Нравится тебе у нас? — спросила Анна.

— Ничего.

— Теперь ты у всех парней на виду.

— Больно-то они мне нужны, — чисто по-детски ответила Груня.

Анна рассмеялась.

— А ты что? — удивилась Груня.

— Я вот так же когда-то думала.

Груня насупилась.

— Ладно, не злись. Завтра чтобы обед и ужин были, как в самый большой праздник.

Когда солнце застряло между вершинами Алханайских гор, тетушка Долгор вытерла руки и сняла халат.