Николай Кузаков - Рябиновая ночь

Все победила любовь. Только перед сон-травой оказалась бессильной. Все лето резвятся на просторах Онон с Ингодой. Но наступают холода, землю присыпает пороша, и они засыпают крепким сном. Только благоухающий смолистый запах багульника побеждает колдовскую шаманскую силу. А сегодня багульник зацвел. И в эту ночь проснулся степной богатырь Онон, забурлила в нем удаль молодецкая.

Из-за гор медленно поднималось солнце. Вершины сопок были облиты позолотой, а в распадках все еще лежал сумрак. Весь отряд собрался на берегу Онона. Анна остановилась возле Алексея, который только что приехал с Аюшей Базароновичем, поздоровалась. Алексей слегка кивнул головой.

Онон ворочал льдины, расталкивал их по каменистым косам, пахал заречный яр, на самом краю которого стояла пышная, как боярыня, сосна. Между льдинами по реке ходили мутные водовороты. От реки несло погребным холодом.

Тесно было Онону. Воды бы побольше, чтобы развернуться во всю силушку и показать свою удаль, как это делают сибирские реки, да где ее взять? Снега съели весенние ветры. И наполнится Онон только тогда, когда сыпанут первые дожди, а гольцы обдадут теплые южные ветры. А будет это в конце мая или в начале июня. А сейчас крошил Онон льды, перемалывал их в труху, спешил к Ингоде.

— Интересно, о чем они будут говорить, когда встретятся? — Анна покосилась на Алексея. Он чуть заметно улыбнулся.

— Будут про зимние сны друг другу рассказывать.

— Вот бы послушать.

В заречный яр вгрызлась тупорылая серая льдина, медленно развернулась и перегородила реку. Громоздясь, на нее стали напирать другие льдины. Воздух наполнился скрежетом, стеклянным перезвоном, бульканьем воды. Льдина задрожала, на нее с яра посыпалась земля. Сосна качнулась и медленно легла над обрывом, оголив белые корни.

— Надо же, — невольно вырвалось у Анны.

Льдина под напором воды треснула, раздвоилась и нехотя поплыла в низовье. А могучее дерево осталось умирать на круче.

— Такое дерево погибло, — жалела Анна.

— За ней на поляне табунок сосенок поднимается, — отозвался Алексей. — Она после себя целый лес оставила.

Подошел Аюша Базаронович, посмотрел на часы:

— Не пора в поле?

Через несколько минут отряд собрался в садике возле общежития под густыми соснами.

— А где Петька? — беспокоилась Анна.

— На реке сазанов ловит, — ответила Дарима.

— Вот горюшко-то мое. И что делать с этим детсадом?

— Здесь я, — появился из-за угла дома Петька. В руках он держал двух крупных сазанов. Рыбины серебрились на солнце, Петька улыбался.

— Где это ты их взял? — спросила Анна.

— На косе, льдом их вытолкало.

— Неси на кухню и быстро сюда.

— Я мигом.

Подошли Аюша Базаронович с Алексеем. Говор смолк.

— Товарищи, — Аюша Базаронович прокашлялся. — Сегодня мы с вами приступаем к севу. От брошенного зерна в землю до колоса не так уж много времени. Но это будет трудное время. Придется по десять — пятнадцать часов не сходить с тракторов, а потом и с комбайнов. Досыта отпробуем холодных ветров и слякоти. Как видите, через многое придется пройти. Но мы с вами знаем, во имя чего это делаем. Хлеб — это жизнь на земле, это детский смех, это радость матерей. Народ нам доверил самое дорогое. Вот об этом мы всегда должны помнить. И я знаю, что вы не посрамите хлеборобского дела.

Аюша Базаронович снял очки, протер их и опять водрузил на нос.

— Мы подвели итоги соревнования по подготовке к севу, — продолжал он. — Первое место присуждено вам. По поручению партбюро, правления колхоза, сельского Совета и комитета комсомола разрешите вручить вам переходящее Красное знамя.

Аюша Базаронович расчехлил знамя и под аплодисменты вручил Анне.

— А теперь слово главному агроному колхоза Алексею Петровичу Отрогову.

Алексей вышел вперед.

— Прошу Дариму Батомункуеву и Петра Бянкина встать под знамя, — негромко скомандовал Алексей.

Дарима и Петька замерли под знаменем, которое держала Анна. Алексей окинул присутствующих взглядом.

— Сегодня наша хлеборобская семья стала больше на два человека, — заговорил он глуховатым голосом. — На трактор садятся не только парни, но и девушки. И это очень здорово. И хорошо, что молодежь не покидает земли. В молодости — наша сила. Сегодня мы посвящаем в хлеборобы комсомольцев Дариму Батомункуеву и Петра Бянкина. Ребята, я от души поздравляю вас с высоким званием хлебороба.

Алексей кашлянул в кулак и продолжал:

— Теперь вместе с нами вы несете ответственность за землю. А землю, как мать, нельзя обидеть. Мать еще может простить обиду, а земля никогда.

Хорошенько посмотрите вокруг. Сколько мертвых пустырей лежит, на которых не растут даже колючки. А ведь это была когда-то цветущая степь. Что же с ней случилось? А вот что. Пришли люди, распахали степь, отняли у нее живую душу, а потом эту землю, как бесплодную, бросили умирать. Так разве затем дан разум человеку, чтобы убивать землю? Я надеюсь, что вы после себя не оставите мертвых пустырей. И потомкам не придется краснеть перед землей за вас.

Алексей достал из кармана красную книжечку, раскрыл ее и прочел.

— Удостоверение, выданное гражданке СССР Дариме Батомункуевой. 25 апреля 1975 года Дарима Батомункуева посвящена в хлеборобы колхоза имени Ивана Огнева. С этого дня ей дается право выращивать хлеб и нести ответственность за колхозные земли. Дариме Батомункуевой вручен нагрудный знак «Золотой колос».

Алексей закрыл удостоверение.

— Удостоверение подписали секретарь партбюро Жугдуров, председатель колхоза Дорохова и агроном Отрогов.

Алексей прикрепил к куртке Даримы знак «Золотой колос» и вручил удостоверение. Такое же удостоверение и нагрудный знак он вручил Петьке.

— Слово для клятвы предоставляется Дариме Батомункуевой и Петру Бянкину, — сказал Аюша Базаронович.

Петька и Дарима некоторое время стояли молча. Наконец Дарима собралась с духом.

— Вступая в ряды хлеборобов, мы, — Дарима помолчала, и затем они вместе произнесли: — Клянемся!

Дорожить честью хлебороба.

Свято беречь землю.

Отдавать все свои силы на благо Родины.

Приумножать богатства нашего колхоза.

Клянемся!

Маруф Игнатьевич стоял среди парней. Он слушал Дариму с Петькой, и у него даже слезы навернулись. Маруф Игнатьевич смахнул их и подошел к Дариме.

— Вот пока собирался с духом, все слова, язви их, куда-то подевались. Да ладно. Вы о земле говорили. А у меня к колхозной земле особо сердце прикипело. Я ее и пахал, и воевать за нее ходил. И все думал, как же она без меня останется, кто о ней порадеет? Теперь спокойно умирать могу, знаю, земля в добрых руках. Спасибо вам.

Знамя торжественно внесли в красный уголок, и Анна подала команду: