Альберт Карышев - В День Победы

Старуха была нездешняя, здесь старухи так не одевались: они тоже покрывались платочками и носили вязаные кофты, но еще носили черные юбки, а у этой юбка была пестрая и яркая. Хотя она ничем, кроме одежды, не отличалась от других престарелых женщин и как будто в ней ничего не было особенного, что могло бы вызвать сразу сильные ощущения, но, видимо, тому способствовало настроение Короля. Короче говоря, старуха заинтересовала его какими-то особыми своими приметами, и он захотел подойти к ней поближе. За ним последовали Балда и Кот. Старуха спрашивала высоким заискивающим голоском:

— Халвички нет у кого? Халвички, родимые, не имеется? Халвички бы мне малость…

«Чудно, — подумал Король. — Вона чего захотела старая». И тут старуха остановилась. Она подняла коричневый кулачок, в котором держала тряпицу, и, вздохнув, отвела со лба выбившиеся из-под платка жидкие волосы. Потом она огляделась по сторонам. Король поймал ее взгляд — он был мимолетный и рассеянный, но мнительный подросток нашел в нем для себя какое-то таинственное содержание. Он внимательно следил за ее действиями: она сложила костлявые ладони на выгнутую рукоять клюки и, пожевывая завалившимися губами, безнадежно уставилась прямо перед собой. «Где-то я ее встречал. Не сойти мне с этого места», — подумал Король в то время, как Кот старался привлечь его внимание, для чего нажимал на него сзади плечом. «Видать, крепко она любит халву», — снова беспокойно подумал Король; затем увидел, что ошибся, и почувствовал облегчение, словно, окажись старуха знакомой, он понес бы за это тяжкую ответственность. Он не удержался и окликнул ее:

— Бабка, откуда ты такая?

И она охотно ответила, подслеповато его разглядывая и улыбаясь розовыми деснами:

— Из Рязани!

— Эва! — повеселев, сказал Король. — То-то у нас без халвы еще никто не помер? Гляньте, бабка из Рязани по халву сюда заехала! Умора, да и только!

— Это, бабушка, просто умора, — сказал Кот.

— Умора, — многозначительно откликнулся Балда.

И старуха засмеялась, сделала шаг-другой по направлению к ним и подтвердила:

— Из Рязанской области я. Из деревни.

— Чем ее будешь есть, халву-то? У тебя зубов нет, — добродушно заметил Король.

Она энергично отмахнулась:

— Нету, нету зубов!

— У нее зубов нету, — объяснил Кот Балде на ухо. — Ей халву жевать нечем.

— Гостинец, что ли, кому? — спросил Король.

Она покачала головой и ответила:

— Стало быть, гостинец.

— Кому гостинец-то?

— Деткам, — шепнул Балде Кот, захлебнулся от восторга и ударил себя по коленкам ладонями.

— Сыну ищу гостинец, — сказала старуха.

— Будто он у тебя маленький, — недоверчиво усмехнулся Король.

— Не маленький, — ответила старуха.

— Чего ж он, раз не маленький, по халву тебя за тридевять земель посылает?

— Здесь он. Красноармеец раненый. В госпитале лежит; я и приехала.

— Вон у тебя что… — удивился Король.

— Халвы хочет, — сказала старуха. — Бывает, что душа загорится. А леший знает, где халву продают.

— Как к нему без халвы придешь?

— Не беда. Он поймет.

— Хочет если…

— Не беда, — бодро повторила старуха и неожиданно всхлипнула. — Я ему меду поищу — вот и гостинец…

Она утерла кончиком платка глаза и нос, затем побрела дальше. Король глядел ей вслед: она остановилась неподалеку от игроков «в три листа», повесила на запястье клюку и, развернув серую тряпицу, принялась что-то подсчитывать в уме. «Все бабки одинаковые, потому что они все старые, — подумал Король. — Может, какую похожую и видел, — подумал он и хотел было уйти, но не ушел и встревожился: — Не мог я встречать эту бабку; если рязанская, значит, не попадалась…»

«Дурость какая-то… — заволновался Король. — Ходит тут, дуреха… Возьму скажу, что я вор! Прямо так и скажу: карманник я, бабка!..» Все в облике старухи вдруг начало казаться ему значительным: и белый платок в крупный черный горошек, и узловатая клюка, отшлифованная как кость. То ли она вообще вызывала у него тоскливое предчувствие, или что-то знакомое неожиданно почудилось ему в ее профиле. Потом она поднесла свою тряпицу ближе к глазам, и, может быть, именно этот жест особенно взволновал его; и сердце его сжалось и заныло, ноги сами понесли к старухе; дружки не хотели от него отставать — у них цель была определеннее, им никакие чувства не мешали…

Старуха оторвалась от тряпицы, призадумалась и что-то забормотала вследствие привычки некоторых престарелых людей рассуждать вслух без собеседника. Король притронулся к ее руке и, стесняясь, заговорил:

— Бабка! Раз ты старая, то знаешь… Когда мерещится кто-нибудь или все думается… Ну, когда тоска… На кладбище, может, сходить? Говорят, будто покойники тоже тоскуют — тогда и мерещится. Мол, полегчает, если на кладбище сходить… — горячо и простодушно справился Король.

Старуха удивленно на него взглянула, но ее продолжали занимать собственные мысли, и она не успела как следует сообразить, что требует от нее смуглый паренек, с которым она рассталась несколько минут назад.

Этим благоприятным обстоятельством воспользовались приятели Короля. С энергией развернувшейся пружины Кот устремился с места и мигом оказался перед старухой, одновременно к ней сзади подобрался Балда. «Берегись карманников», — прошептал Кот и подмигнул старухе, а Балда проворно выхватил у нее деньги из тряпицы, и они оба скрылись в толпе.

Их успели приметить. Свидетели сказали милиционерам, что двое подростков направились к выходу с базара и там дождались третьего — чернявого, со шрамом на щеке, более крупного на вид. Балда и Кот объясняли в участке в такой последовательности: на украденные деньги они купили водки и закуски, потом отправились на кладбище.

Они уселись в кружок неподалеку от кирпичной ограды на старой могиле, поросшей кустиками земляники. У Балды был финский нож с цветной рукояткой, которую он набрал сам. Балда вскрыл консервные банки и порезал на газетке хлеб и лук, а Кот раскупорил бутылки и каждому по очереди стал наливать водку в граненый стакан. Когда они выпили, Кот достал колоду карт, и они принялись играть в «двадцать одно». Кот метал и попытался сплутовать; Балда заметил и отобрал у него карты.

— Дать между глаз? — сказал Король.

— За что? — спросил Кот.

— А вот за это самое, и еще на всякий случай.

— Не хочу, — сказал Кот.

— А то давай тресну.

— Хоть ты и Король, — сказал Кот, — а дурак. Где ты видел, чтобы в карты нельзя было плутовать?..

Снова разлили и выпили. Далее Король прикладывался к бутылке, не дожидаясь. Взгляд его стекленел, губы кривились в злой усмешке, реплики становились придирчивее, и он явно набивался на ссору с приятелями. В противоположной стороне кладбища выстрелили из винтовок — там был участок для захоронения солдат, умиравших в госпиталях города. Выстрелы потревожили грачей, привыкших к мягким звукам погоста, и грачи полетели из черных гнезд, закружились и загалдели. «Слышьте, — рассуждал Король, склоняя хмельную голову, — что сам я зараза, это я точно знаю. Мне интересно, почему не один я. Почему вы тоже заразы, мне очень интересно. Вот ты, Котище, ты зачем воруешь? Что у тебя — есть нечего? Какого хрена ты с такими, как я, по базару шастаешь?..»