Нинель Громыко - Комсомольский комитет

Лене открыл Игорь.

— О-о, наш второй секретарь! — вскричал он. — Проходи, Лена. Я думал, ты опоздаешь, как всегда.

Игорь был в новом синем костюме, в белоснежной рубашке. Он, должно быть, хотел быть хорошо причесанным, то и дело поправлял расческой волосы, но они тут же падали ему на лоб.

В первой комнате Лена увидела сидевших на диване с гитарой в руках незнакомых ей школьных товарищей Игоря и Зою Грач с мужем — это была, видимо, очень дружная пара. Игорь под руку провел Лену в другую комнату, где у застланного ослепительно белой скатертью стола хлопотала, расставляя всевозможные закуски, бутылки вина с цветными этикетками, необыкновенно красивая молодая женщина в черном вечернем платье. Помогала ей седая старушка в кружевной накидке.

Лена не сразу узнала в молодой женщине Тамару Соболеву, которую она несколько раз видела на улице, впрочем, всегда хорошенькую и очень изящно одетую.

Тамара быстро обернулась, легко, приветливо пожала Лене руку и радостно сказала:

— А мы уже знакомы — заочно, очень рада.

Только теперь Лена заметила сидевших возле дивана на маленькой скамеечке, потому что всем места не хватило, Павла Куренкова и тоненькую — Лене показалось очень молодую — девушку в строгом желтом платье.

— Галина, — сказала она, когда Лена протянула ей руку.

Ввалились еще школьные товарищи Игоря с женами и Евгений и Эмма Картавых. Лена до сих пор видела Эмму только на совещаниях и на сцене и впервые — вблизи, в тесной компании. Ее поразило славное, несмотря на то, что было сильно подкрашено, лицо молодой артистки. Эмма не стеснялась больших ярких сережек в своих ушах и держалась со спокойной, привлекательной простотой. Картавых гордился своей женой, это было видно по его сияющему лицу. Эмма сидела с Зоей Грач, с которой виделась раньше, а Евгений уже рассказывал, как он вчера весь вечер просидел у проруби на Ине и выудил полупудовую щуку, ту самую, которая сегодня будет подана к столу. И как он чуть не упал в воду, вытаскивая щуку, и как он напугался, когда мимо пробежала целая стая волков.

— Ой, да как же так! И они вас… волки… ничего? — изумленно воскликнула Галя Куренкова.

— Ничего, представьте себе, — поддержала Евгения одна из гостей, подтрунивая над наивной доверчивостью Гали.

— Ой!.. А я бы напугалась, — восхищенно сказала Галя.

— Евгений у нас один с палкой на волков ходит! — крикнула Лена и, увидев, как широко раскрыла Галя глаза, добавила: — Не верьте, Галочка, это все шутки.

Люся Зайцева помогала Тамаре. Тамара нашла работу и Лене: расставить приборы. За столом Тамара посадила Лену рядом с собой, просто, доброжелательно засыпала ее вопросами. Она уже знала, что у Лены погибли родители. Расспрашивала ее про сестренку, как та живет, как учится, попросила привести Дину к ним.

Тамара искренне сочувствовала Лене, что та живет одна, обрадовалась, узнав, что Лена на будущий год хочет поступить учиться дальше — в университет. И Лена вдруг почувствовала себя у Соболевых с тою необыкновенной совершенной простотой, когда исчезает все тяжелое, что было в жизни, и радость, бурная как вино, кружит и дурманит голову. Лена уже много лет не ощущала, что такое родной дом, она жила по частным квартирам: строгий и настойчивый комсомольский вожак, она иногда тосковала, приходя ночевать в свою просторную и почти казенную комнату. Наступили мгновения, когда все, решительно все это было забыто. Лене казалось, что у нее никогда не было такого ощущения счастья, ощущения родного дома, которое появилось сейчас.

Игорь включил радиоприемник. Загорелся изумрудный глазок, медленно передвинулась по шкале стрелка. Все замолчали. Далеко-далеко, за многие сотни километров от Павловска, на родной Кремлевской башне звучно и размеренно часы отсчитывали последние секунды пятьдесят четвертого года.

Год трудностей, год строек… Почему не поклониться тебе? Ты многому научил нас!

Замерли часы. Мелодичный, молодой и радостный, зазвучал бой Кремлевской башни. Здравствуй, Новый год!

Игорь поднялся. Яркий свет лампы переливался в поднятом им бокале.

— Товарищи! — порывисто сказал он, — Я пью не просто за Новый год. Не за какой-то Новый год. Я пью за год молодости… молодости каждого из нас… И мне хочется, чтобы эта молодость шла под руку с самым прекрасным в человеческой жизни: с дружбой. Я пью за дружбу большую, пью за дружбу не выдуманную, такую, в которой друг становится дороже самого себя человеку… Я пью за счастье в Новом году, товарищи!

Лена чокнулась с Игорем, чокнулась с Тамарой, с остальными товарищами. Звенело стекло, казалось, еще, и еще, и еще раз били часы на Кремлевской башне.

Дружба… Тамара изящными пальцами пододвигала Лене закуску, улыбалась ей. Лена любила Игоря, может быть, еще большей любовью, но, как ни странно, присутствие Тамары точно рукой сняло прежнюю эгоистическую любовь к нему. Она просто не думала об этом. Разве это не счастье: быть в кругу настоящих друзей, радоваться вместе с ними? Вместе с ними, вместе со всем городом войти в неизвестный еще, но уже свой, понятный и близкий новый год. И если бы Лена умела заглядывать вперед, она узнала бы, что этот вечер будет переломным в ее отношении к Игорю. Но это не значило, что их отношения станут мельче, беднее: они не потеряют ни прелести, ни богатств своих.

Новый год начался ясными и морозными днями. Город — дома, панели, деревья — все стояло в нежной бахроме инея. Не индевело лишь чугунное литье ограды городского парка, как в последнее время стали называть городской сад.

Игоря вызвали на сессию. Однажды утром, в воскресенье, Лена и Дина, которая накануне приехала к ней из Калягина, зашли к Тамаре.

Тамара, лежа на диване, читала. Наталья Петровна поливала цветы. Она вылила на черную, со всходами какой-то травы землю остатки воды, поздоровалась с Леной, поцеловала Дину и присела к окну с вязаньем.

Тамара, улыбаясь, разглядывала Дину.

— Что читаешь? — спросила Лена и посмотрела на обложку книги. — Новый роман Андре Стиля?

— Нравится мне, как он описывает жизнь и быт Франции, — задумчиво ответила Тамара. — Не верится: неужели такова теперь Франция, страна горячих сердец, страна первой в мире коммуны… Какая у тебя хорошенькая сестренка! — сказала вдруг Тамара, лукаво посмотрев на Лену.

— Ну уж и хорошенькая! — запротестовала Лена. Она и сама стала замечать, что Дина повзрослела и очень хорошеет. Но она не хотела, чтобы Дина думала об этом, и отделалась шуткой: — Нос-то картошкой!

Тамара засмеялась и упрямо повторила: