Ильяс Есенберлин - Мангыстауский фронт

Полноводная Сырдарья лениво перекатывает свои волны. Черными хребтами виднеется вдали Каратау. Эти хребты огибают огромную долину. Почва растрескалась от безводья и покрылась серой пылью. Задолго до наступления осени, а иногда — с самой середины лета здесь все выгорает. Торчат лишь кое-где жухлая полынь да жесткая верблюжья колючка. Распластались по земле редкие кусты боярышника.

Эти граничащие с песками пустынные солончаки, голые, открытые зною и ветрам, не привлекают птиц. Дрофы с сине-желтым отливом перьев, коричневатые стрепеты, длинноногие фазаны облюбовали только берега Сырдарьи, густо поросшие камышом и джидой.

Зато богаты солончаки зверьем. Носятся здесь стада антилоп. Ближе к Каратау обитают горные козлы — тау-теке, горные архары с круто завитыми огромными рогами, чернохвостые косули. Много темно-серых волков, огненно-рыжих лисиц.

Недра пустыни таят в себе несметные клады, открыта же человеком лишь часть из них: свинец, цинк, фосфориты…

Между Сырдарьей и Каратау вырос город. От него тянутся асфальтовые магистрали в Ташкент, Чимкент, Туркестан. По обе стороны их ветвятся колеи проселочных дорог и узкие тропы, которые ведут к поисковым экспедициям разведчиков воды, ископаемых и… памятников древности.

В этот город несколько дней назад приехали двое молодых людей: студентка последнего курса пединститута Орик — на практику и будущий ученый-историк Пеилжан — собирать материалы для своей диссертации.

…Сегодня день особенно жаркий. Сухой, обжигающий ветер бьет в лицо. Перед полуднем над горизонтом нависло дрожащее серебристое марево. Волшебно переливаясь, оно манит взор всплесками моря, перед освежающей синевой которого блекнет само высокое небо. И на земле, и в воздухе все будто вымерло: ни зверя, ни птицы…

Кажется, во всем этом безмолвии жив один-единственный человек — Пеилжан.

Приехав в Кайракты по своим делам, он познакомился здесь с Орик. Пеилжан знал, что полгода назад, после окончания института, начальником одной из гидрогеологических экспедиций сюда был назначен его брат — Нурали. Оказалось, Нурали собирается жениться на этой нежной, веселой девушке. Сейчас он в отъезде, где-то в песках, с буровиками. Пеилжан под предлогом, будто разыскивает брата, стал искать встречи с Орик. Он нашел девушку в общежитии.

За первым свиданием последовали другие. Скоро Нурали отступил на второй план не только для Пеилжана, но и для Орик. Какая-то непонятная сила поднимала ее, заставляла поступать вопреки разуму.

Сегодня Пеилжан на ногах чуть свет. День воскресный, не заполненный делами, тянулся бесконечно долго. Молодой человек то ложился на диван в своем гостиничном номере, то вставал, то брался за книгу и снова откладывал ее — читать не хотелось.

Помнил ли он сейчас о сверстнике своего детства? Родители Нурали умерли рано, и рос он в доме родного дяди, отца Пеилжана. Теперь мальчишки повзрослели. Неужели он, Пеилжан, способен причинить брату такую боль?

В собственных глазах у него готово оправдание — любовь. Да, кажется, любовь. Иначе как назвать это чувство, заставляющее его бежать к Орик, ловить ее взгляд, слово. Он не хочет задумываться о последствиях, ему просто надо, надо видеть ее глаза, губы…

Пеилжану не откажешь в силе чувства, но какого? Он готов продать душу дьяволу, лишь бы Орик была здесь, рядом.

Внешне это, пожалуй, даже обаятельный человек, мастер поговорить, душа компании. Однако за приветливыми словами и сладкой улыбкой на первом месте у него собственные прихоти. Уж если что задумал, готов помешать любому ради исполнения собственных желаний.

Вот и сейчас он уже ничуть не терзается всякими там угрызениями совести. Есть у него удивительное качество — забывчивость. В один миг он умеет отбросить нежеланные мысли, перестать думать о неприятном, забыть все, что тяготит, что взывает к совести…

Наконец дневной зной уступил место приятной прохладе. Пеилжан спешно оделся и вышел. Он направился к садам на окраине города. Южная мягкая ночь постепенно укрывала землю. Редкие звездочки ободряюще подмигивали в такт скорым шагам Пеилжана: «Поторапливайся, поторапливайся, молодой человек!» Он еще издали различил Орик. Девушка стояла у самых крайних деревьев сада. Сердце затрепетало, он еле сдержался, чтобы не броситься к ней. Ноги сами собой зашагали чаще. Орик тоже поспешила навстречу. Невидимое глазу — видит сердце. Пеилжан почувствовал, что Орик ждала его с нетерпением. Он пошел еще быстрее, почти подбежал:

— Я думал, ты не придешь…

— Почему? — Показалось, голос девушки прозвенел серебристо и ласково, как колокольчик. Пеилжан слышал в нем затаенный призыв и нежность.

— Не знаю, я считаю это незаслуженным счастьем.

Орик помолчала, потом засмеялась:

— Кажется, звезды сегодня особенно крупные и близкие, светят ярче, чем всегда.

— Это правда. Самая яркая из них находится рядом со мной.

— Звезды на небе, а не на земле…

— Тогда с чем же сравнить ту, которая стоит рядом?

Она кокетливо погрозила ему.

— Со мной рядом самая красивая девушка в мире. Ее можно сравнить только с зарей, со звездой, нет, с луной! — разошелся Пеилжан и вдруг совсем тихо, почти шепотом произнес: — Я поцелую тебя…

— Нет, стыдно же…

— Почему?

— Грех на душу берешь.

— И что же будет, если согрешу?

— Будешь гореть в аду.

— Да я и без ада весь как в огне, пощади!..

Он обнял ее. Тесно прижавшись, оба брели по саду. Когда их укрыл раскидистый карагач, вокруг которого росли душистая полынь и мягкий ковыль. Пеилжан не пошел дальше, будто невидимый груз сковал ему ноги. Он вновь притянул девушку к себе.

Луна, царившая в вышине, медленно плывет вдоль горизонта. Светло как днем. Возле раскидистого дерева — парень и девушка. Причудливые тени от веток карагача похожи на диковинных чудовищ. Звезды срываются с высоты и исчезают — будто сгорает вмиг чье-то счастье…

Тишина. Эту гармонию неба, ночи и тишины нарушает лишь девичий плач. Но почему-то он не тревожит душу.

Плачет Орик. Рядом лежит Пеилжан. Руки закинуты за голову, взгляд устремлен в ночное небо. Только когда там срывается и гаснет очередная звезда, в его бесцветных глазах мелькает недобрая усмешка. Он не обращает внимания на слезы Орик. А она, не убрав рассыпавшихся волос, сидит, обхватив колени тонкими руками. Куда исчезло радостное волнение, только вчера переполнявшее все ее существо? Сегодня душу жжет горькое раскаяние. И… обида. Девушка вдруг разом поняла всю низость случившегося.

Пеилжан не утешает ее. А Орик в этот миг видит перед собой только Нурали. Кого теперь винить? Себя? Да! Но Пеилжан пренебрег даже тем, что Нурали — его брат!

Вспомнились долгие вечера, проведенные с Нурали.