Ильяс Есенберлин - Мангыстауский фронт

…Тоже светила луна. Так же плыла она, полная и золотая, заливая просторы лучезарным светом. Так же с неба падали, срываясь и сгорая, звезды. А они успевали загадывать сокровенное желание и верили, что оно непременно сбудется. Подставляли ладони навстречу падающей звезде, и чудилось, что это летят к ним их светлые мечты…

Они с Нурали перед тем свиданием не виделись целый год и, встретившись у реки, вот так же сидели среди желтых и красных тюльпанов.

Нурали впервые тогда сказал ей о своем чувстве.

Окончив институт, он и уехал в эту экспедицию. Орик молила судьбу лишь о том, чтобы поскорее вновь свидеться с любимым. Три месяца без него показались ей тремя годами. И именно в эту пору подвернулся на пути Пеилжан. Вместо того, чтобы как-то развеять ее тоску, успокоить, он надругался над их любовью.

Горечь и раскаяние переполняли сердце Орик. «Как же я теперь посмотрю ему в лицо? Как?!» — повторяла она.

Пеилжан лениво шевельнулся:

— Кому?! Кому тебе надо смотреть в глаза?!

Девушка заплакала еще сильнее:

— Кому? Твоему брату, Нурали!

Пеилжан подал голос:

— Он еще не скоро появится…

Орик взглянула на парня. «И это все, на что он способен!»

— Чего ты плачешь? Если сама никому не расскажешь, это еще не грех. Не мучайся попусту.

Орик стало дурно. Но слова Пеилжана вместе с тем оказались той соломинкой, за которую хватается утопающий, они внесли хоть какую-то разрядку в ее душевное смятение. Пеилжан тем временем продолжал:

— Я же… ты сама согласилась, по доброй воле…

— Как это?.. Как по доброй воле?! Как же мне теперь жить? Нурали…

— А чем я хуже Нурали? — перебил ее Пеилжан и потянулся рукой, стараясь привлечь к себе.

— Не трогай меня!

— А если я люблю тебя? — голос Пеилжана окреп.

«Любит? Правда это? Любит? Может, потому и решился… потому так поступил… Разве виноват, что любит?.. Наверное, это надо прощать…»

Но едва воображение ее воскресило образ Нурали, как сердце снова сжалось от боли, слезы комом подкатили к горлу.

А голос Пеилжана звучал уверенно:

— Ну да, люблю сильнее, чем твой Нурали! Да и какое мне до него дело! — Пеилжан опять привлек к себе Орик.

Через два дня они встретились снова, затем еще и еще. Свидания стали частыми. И когда из экспедиции возвратился Нурали, Пеилжан и Орик жили одной семьей и уже ждали первенца.

А для Нурали началась полоса невезения. Экспедиция под его началом пробурила несколько скважин в песках, близ Каратау. Но воды не обнаружила. Пока перебрасывали оборудование на новое место, наступили осенние холода. Однако, несмотря на заморозки и холодный ветер, Нурали решил не сворачивать работы до глубокой зимы. В Кайракты он приехал, чтобы послать в Алма-Ату телеграмму с просьбой разрешить вести буровые работы и зимой. К тому же надо было отчитаться на техническом совете о том, что сделано на предыдущих скважинах, не давших воды. И конечно же не только по делам торопился в Кайракты молодой инженер. Он спешил, чтобы увидеть Орик. Худая молва всегда найдет тысячи дорог и тысячи голосов, долетит, куда и не предполагаешь. О связи Орик с Пеилжаном Нурали узнал еще две недели назад. Один молодой техник, только что возвратившийся тогда из Кайракты, сообщил во всеуслышание: «А новость в Кайракты одна-единственная: появилась молодая парочка — красавица Орик и молодой ученый Пеилжан, скоро их свадьба!» Нурали не верил своим ушам.

Чем ближе он подъезжал к городу, тем больше волновался. Закравшееся в душу сомнение, мысли, что все это неправда, с новой силой одолевали его.

Сейчас, устроившись в гостинице, уже собрался было идти в общежитие к Орик. Вдруг кто-то постучал в дверь номера.

— Войдите, — пригласил Нурали, завязывая на ходу галстук.

Вошел главный инженер треста Жаркын. Он закончил тот же институт, что и Нурали, только тремя годами раньше. К Нурали испытывал теплое чувство дружбы и некоторого покровительства. Его обветренное, загорелое лицо светилось улыбкой. Обнялись.

— Увидел твоего шофера — он машину ставил в гараж, узнал, что ты приехал, и поспешил сюда, — говорил, все еще радостно улыбаясь, Жаркын.

— Да, всего час назад прибыли. Решил прогуляться, по дороге позвонить тебе.

Жаркын внимательно посмотрел на друга:

— Ты, кажется, спешишь?

Нурали неопределенно улыбнулся, затем сказал:

— Ты прав, соскучился по Орик, хотел заглянуть к ней в общежитие.

— А-а…

Жаркын знал о случившемся. После некоторой заминки посоветовал:

— Чего спешишь? Сама придет, когда узнает, что приехал…

Нурали уловил в голосе Жаркына скрытый смысл. Нахмурился:

— Странный совет…

— Нет-нет, я просто так. — У Жаркына мелькнуло желание рассказать другу все, что знал, но он взял себя в руки. — Ладно, иди. Разберетесь сами.

— В чем?

— Что значит в чем? У молодых людей после разлуки всегда найдется о чем поговорить. Только прошу тебя: как освободишься — сразу же приходи ко мне. Не вздумай укатить, не повидавшись.

— С чего бы это? И почему ты так торопишься проводить меня в обратную дорогу? — Нурали рассердился. — У меня к тебе дела накопились. Планировал зайти завтра, после отчета. Надо о многом посоветоваться. — И поглядел прямо в лицо Жаркыну: — Кажется, хочешь что-то сообщить мне, так выкладывай!

Жаркын отвел взгляд:

— Ты устал с дороги, не хочется тебя огорчать. Да и не могу я, пусть чужие люди скажут, не я. — Он направился к двери. — Давай все же встретимся сегодня вечером, хорошо? — И ушел не прощаясь.

До сознания Нурали ясно дошло: случилось худшее… Руки забило мелкой нервной дрожью, расслабил на шее галстук, опустился в кресло.

Перед глазами поплыли картины детства, проведенные вместе с Пеилжаном.

Когда мальчишкой Нурали переселился в их дом, отец Пеилжана — Сурыкбай не слыл богатым, но жил в достатке и был разворотлив в делах. В старину в казахских семьях было принято баловать сыновей. Этому обычаю следовал и Сурыкбай. Но сирота Нурали больше, чем праздную лень и шалости, любил слушать сказки, песни, кюи. А худющий, с вечно разбитым носом Пеилжан рос неслухом и сорванцом. Ему ничего не стоило посквернословить при гостях, приезжавших в дом отца, не раз заставлял он плакать и младшего по возрасту, более тихого по характеру Нурали. Одну драку Нурали хорошо помнит до сих пор. Доведенный насмешками и подзатыльниками Пеилжана, он не выдержал, бросился на него и отобрал биту-кулжа [57] Кость от ноги животного, чаще теленка, для игры в асыки (или русск. — в бабки). . Заревев, разбрызгивая слюни, Пеилжан кинулся к печке, схватил кочергу и ударил ею Нурали.

Другой мальчишка тут же и испугался бы, проникся бы жалостью. А Пеилжан с ликованием захлопал в ладоши и победоносно заорал: «Так тебе и надо!»