Уткур Хашимов - Дела земные

Едва он замолк, как зал грохнул аплодисментами. Алимардан секунду слушал их — это была сладкая музыка, нужная его сердцу больше, чем те деньги, которые он получал на свадьбе. Сердце его билось, но уже не испуганно, а сладко, тяжело, полно — в эти мгновения полноты счастья не страшно было и умереть… Он улыбнулся, словно просыпаясь, поклонился и пошел со сцены. Однако зал, вместо того, чтобы затихнуть, продолжал шуметь, люди вскакивали со своих мест, что-то кричали.

Ведущая вышла на середину сцены, хотела что-то сказать, но ей не давали. Она улыбнулась, подняла руку, объявила:

— «Песня юноши»!

Зал смолк. Алимардан снова начал петь. Он не помнил себя, от благодарности и счастья он готов был вывернуться наизнанку. Кончилась песня, в зале снова захлопали, затопали, Алимардан спел еще, потом еще, потом быстрыми шагами ушел со сцены. В глазах у него стояли слезы счастья.

Он обернулся. Ведущая стояла посреди сцены, но ей опять не давали говорить, аплодисменты перешли в овацию, люди согласно кричали: «Ту-ра-ев! Ту-ра-ев!…» Они словно бы вбивали гвозди в голову певцов, которые должны были выходить сейчас, после Алимардана.

Не помня себя, не ожидая приглашения, Алимардан снова выбежал на сцену и снова начал петь, а его все не отпускали, и ведущая, стоя за занавесом, укоризненно качала головой. Наконец Алимардан почувствовал что изнемог, и, жалобным жестом показав на свое горло, развел руками. Зал грохнул добродушным смехом, захлопал уже не так неистово, отпуская его. Алимардан благодарно, низко поклонился, прижимая руку к сердцу, ушел за кулисы. И тут его встретил кипящий от гнева Зуфар Хадиевич.

— Ты что, дорогой? Думаешь, у тебя сольный концерт? У тебя совесть есть? Да как ты им, — он указал на ждущих своей очереди певцов, — в глаза глядишь?

Алимардан виновато опустил голову, но, не выдержав, усмехнулся и пошел разгримировываться. Звезда его славы восходила, это была яркая звезда, и никто уже не в силах был потушить ее…

К лету строительство на участке Алимардана развернулось вовсю. Рабочие снесли оставшийся от отца и деда старый глиняный дом и хлев, сломали террасу. На месте же всего этого был построен новый восьмикомнатный дом со стеклянной верандой и большой гараж. Недаром говорится: было бы золото — получишь и синицу, ту, что в небе, и ястреба, который в руках у соседа…

Голос Тураева каждый день звучал по радио, магнитофонные ленты были переполнены записями его песен, он напел уже несколько пластинок, которые должны были вот-вот появиться в музыкальных отделах магазинов. Люди говорили друг другу. «Пойдемте на свадьбу к такому-то, говорят, там будет Алимардан Тураев!..» Теперь Алимардан брал не меньше трехсот рублей, от сытной поздней еды на свадьбах он располнел, не по возрасту посолиднел, впрочем, таким он себе нравился.

Летом молодой певец ездил с гастролями по всей республике и вот только неделю как вернулся домой. Сегодня у него должен быть первый концерт после гастролей, и Алимардан готовился, репетируя перед зеркалом позы, поклоны, потом стал подбирать музыку для новой песни. Он давно уже не стеснялся жены: «Не хочет, пусть не слушает! Дом большой, место найти себе может!..»

Он волновался, когда пел сейчас эту старую песню, считавшуюся народной, музыку он несколько изменил и как бы огранил, добавил незаметные, но существенные штришки, придавшие ей особый блеск. Новая песня нравилась ему, он вкладывал в нее свою мечту о любимой, о какой-то неизвестной прекрасной женщине, которую он уже жаждал всем сердцем.

Почувствовав, что подошла Мукаддам, он не обернулся, пока она не положила ему руку на плечи и не прижалась к нему несмело.

— Что ты хочешь? — резко спросил он и отстранился. По задрожавшим губам жены он увидел, что вышло чересчур грубо, но, не желая смягчать, продолжал: — Я же просил тебя не мешать, когда я работаю! Неужто так трудно!

— Я думала… — тихо прошептала Мукаддам, — что это вы мне поете… Помните, как вы мне сочинили ту песню, когда я…

Алимардан насмешливо осмотрел жену и отвернулся. Весной у Мукаддам был выкидыш, но вскоре она снова забеременела, и на ее исхудавшем, почерневшем лице теперь постоянно стояла эта смесь печали и страха перед тем, что должно произойти. За год Алимардан позабыл красивую девочку, которая, кажется, как раз в этот день год назад вошла в его дом, чтобы выйти опозоренной и несчастной. Он привык видеть постоянно беременную некрасивую женщину, и у него было чувство, что его обманули, хитро поймали. Считал, что и того довольно, что он мирится с этим. О ребенке, которого они когда-то ждали и потом лишились, он не жалел. «Ребенок и деньги — грязь, скатывающаяся с рук. Они приходят и уходят, а мужчина остается…»

Поняв его взгляд, Мукаддам погрустнела еще больше, глаза наполнились слезами, она произнесла шепотом:

— Ужин остывает, а вам, наверное, уже идти пора.

— Сейчас, сейчас!.. — сказал Алимардан с видом человека потерявшего терпение.

Мукаддам повернулась и молча ушла, ее тапочки без задников долго шаркали по всему дому, и казалось, что это ходит бессильная старуха.

Выйдя из дому, Алимардан счастливо вдохнул осенний холодный воздух и оглянулся по сторонам. Вот и снова осень распростерла над Бустаном свои шафранные крыла. На, базарах везде валяется кожура от дынь, а над улицами, словно бабочки, кружатся огромные багровые листья чинар. Пришла тишина в парки и аллеи, опустели трамваи: почти весь Ташкент выехал на сбор хлопка. Впрочем, надо полагать, найдется достаточно людей, чтобы до отказа заполнить зал, где он через час будет выступать.

Алимардан улыбнулся, подошел к «Волге», стоящей у ворот, включил зажигание. Все его мечты сбывались с быстротой, способной напугать кого угодно, только не его самого. Он был молод, красив, полон сил, и у него все было впереди.

Большая люстра в зале еще не погасла. Зрители торопливо проходили между рядами, искали свои места и, усевшись, начинали шуршать конфетными бумажками, вертеть в руках программки, с нетерпением поглядывать на занавес.

Алимардан, чуть отодвинув край занавеса, глядел в зал. Как он и ожидал, на его концерт собралось народу больше, чем зал мог вместить, билетерши вносили стулья и ставили в проходах для кого-то из знакомых дирекции, тоже пожелавших услышать голос Алимардана Тураева. Билеты, оказывается, были распроданы еще полмесяца назад, и сейчас перед входом продавались с рук по десять рублей. Имя его на афише уже было напечатано самыми крупными буквами.