Уткур Хашимов - Дела земные

Публика расселась, успокоилась, послышались отдельные жидкие хлопки, потом аплодисменты стали гуще, зарокотали, как горная река весной. Алимардан пошел за кулисы, сел на стул, ожидая начала, гладил струны нового, очень дорогого тара, гораздо лучшего, чем тот, который год назад он держал на телевизионной студии.

Занавес пошел в стороны, большая люстра в зале медленно гасла, скоро зал потонул в темноте, горели только красные огоньки у входов.

Раздался звонкий голос ведущей концерт, зал отозвался аплодисментами. Алимардан вышел на сцену, поклонился. Аплодисменты стали более горячими, потом исступленными, так продолжалось минут пять. Потом Алимардан с улыбкой прижал к груди тар и выжидающе посмотрел, показывая, что он просит тишины. Аплодисменты стихли.

Не успели замолкнуть последние нежные аккорды тара, как зал буквально взревел от аплодисментов. Теперь, привыкнув к такому горячему приему, Алимардан уже стоял спокойно, пережидая, пока аплодисменты стихнут, и он сможет начать новую песню.

К концу первого отделения Алимардан заметно устал, за неделю отдыха он успел отвыкнуть от большой нагрузки. У него гудела тяжко голова, заболели пальцы руки, щипавшей струны тара. Но внешне этого не было заметно: Алимардан приятно улыбался, кланялся и пел, пел, пел все, что мог, все, что знал, все, что выкрикивали в разгорячившемся зале голоса.

Наконец первое отделение окончилось, к сцене со всех мест побежали люди с букетами цветов.

Алимардан принимал букеты, кланялся, улыбался, руки его уже были полны, а к ногам его все летели цветы, какие-то женщины прорвались на сцену, совали ему цветы, вдруг кто-то обнял его за шею и поцеловал в щеку; обернувшись, он успел увидеть хорошенькую, смеющуюся молодую женщину, но ее тут же оттеснили, Алимардана стали обнимать и целовать со всех сторон: тогда он счел за лучшее, кое-как отбившись от поклонниц, сбежать за кулисы.

Он нарочно долго просидел в гримировочной, стирая с лица тон, чтобы зрители, ожидавшие его у выхода из театра, разошлись.

Когда он, наконец, собрался, окончилось и второе, более короткое отделение концерта, в театре уже никого не было. Убедившись, что и у входа его никто не ждет, Алимардан прошел в садик за театром, завел мотор своей «Волги».

Просто счастье, что давно, когда ему шел семнадцатый год, он случайно научился водить машину. Правда, это было связано с не очень приятными событиями его жизни, но о них никто не знал; зато сейчас, купив «Волгу», Алимардан за месяц получил права.

Тогда они с матерью поехали летом к дяде, и по его просьбе председатель поставил их сторожить колхозный виноградник. Мать сторожила днем, Алимардан ночью. Спустя какое-то время, когда виноград уже созрел, в шалаш к Алимардану пришел дядя и велел нарезать хороших кистей винограда и погрузить в машину, которая стоит на дороге. Алимардан хотел было что-то возразить, но дядя сказал: «Ты со мной не спорь, так будет лучше. Если сделаешь все хорошо, я тебя научу водить машину и куплю велосипед». Дядя зажег фонарик, они взяли корзину и пошли на плантацию. Нарезав несколько корзин первосортного винограда, дядя уехал. С той поры так и повелось: днем Алимардан сидел за рулем дядиного «газика», а ночью помогал ему срезать виноград. К концу лета он прилично научился водить машину, а дядя, сдержав обещание, купил ему хороший велосипед.

Следующим летом все началось сначала, но вскоре дядя попался. Алимардан, услыхав об этом, бистро уехал домой, его не разыскивали, а дяде дали десять лет. Алимардан не очень сожалел о нем.

Свою «Волгу» Алимардан полюбил самозабвенно, пожалуй, больше, чем когда-то Мукаддам. Ездил он лихо, щегольски, почти всегда на больших скоростях, раза два у него было неприятности с милицией, но, узнав, что он Алимардан Тураев, его, пожурив, отпускали. Артисты — баловни народа. Привыкнув к тому, что ему «все дозволено», Алимардан уже считал это за должное.

Анвар пришел в Бустан, чтобы попрощаться с прошлым. За год кишлак сильно изменился: прибавилось асфальту, поднялись новые многоэтажные дома, поубавилось садов. Воздух теперь тут был почти такой же, как в городе: не вздохнешь полной грудью. Не было уже и домика, в котором когда-то они жили летом, исчезла ореховая роща. Теперь на этом месте стоял пятиэтажный дом.

Ушло, стерто с лица земли его прошлое, и вот сейчас ему предстояло проститься еще с одним кусочком юности.

Мать все-таки настояла на своем, познакомила Анвара с Этибор. Вопреки его ожиданиям Этибор оказалась довольно красивой серьезной девушкой, работавшей в ядерном институте. Они понравились друг другу и решили пожениться. Скоро должна была быть свадьба. Этибор, кажется, даже полюбила своего будущего мужа, Анвару же было просто все равно…

В грустных воспоминаниях Анвар подошел к дому Алимардана. Он уже слышал, что Тураев отгрохал новый дом, но такой роскоши он себе все-таки не представлял. Из прочного жженого кирпича, огромный, с мезонином, под железной крышей, с железными решетками на окнах. Ворота тоже были новые, покрытые ажурной резьбой, вверху горела лампочка.

Сердце Анвара заколотилось испуганно и тоскливо: сейчас он увидит Мукаддам. Он постучался, постучал еще раз, потом увидел беленькую кнопку звонка и смущенно нажал ее.

Послышался звук шаркающих по дорожке галош, затем женский голос:

— Кто там? Мардан-ака, это вы?..

Надо, наверное, было повернуться и уйти: он не выдержит встречи с этой женщиной. Что-то произойдет — либо стыдное, унизительное для него, либо унизительное для них обоих. Он понял, что все еще любит ее. Любит, но ничего не простил.

Маленькая калитка в воротах отворилась. Мукаддам выглянула и вдруг ахнула, выронив из рук полотенце. Она была в цветастом халате, в галошах на босу ногу, простоволосой. Прошла длинная пауза, потом Мукаддам сказала:

— Проходите! — и распахнула калитку.

Анвар молчал, горестно разглядывая ее: как она постарела!.. Он даже не мог понять, что с ней произошло — это была другая женщина, с другим лицом, с потухшими маленькими глазами. Вдруг взгляд его упал на живот, остро приподнявший халат.

«Она беременна!..» — По нему словно бы прошло какое-то странное облегчение. Спадали какие-то путы с сердца, рассеивалось, таяло наваждение. Перешагнув порог, он прошел в дом следом за женщиной, чувствуя в себе легкость и свободу.

— Алимардан дома? — спросил он, зайдя на веранду.

— Нет, на концерте.

Мукаддам продолжала разглядывать Анвара, потом улыбнулась. Улыбка была взрослая, понимающая, усталая — улыбка старшей сестры.