Григорий Ершов - Холодные зори

И Васек, скинув сапоги, а за ними и портянки, словно кошка, полез по тонкому старому шесту, который угрожающе прогибался под его тяжестью и зловеще потрескивал. Васек спрыгнул вниз и стал раздеваться: шапка, пиджак, ватник — все оказалось на заснеженном, истоптанном полу смотровой площадки.

Теперь дело пошло лучше. Шест держал поджарого, не очень тяжелого паренька. Ветер вздувал на нем рубашку, руки саднило от холодной и ржавой проволоки, натянутой на шест.

Затаив дыхание, следили теперь за Васьком и с баррикады.

— Глянь, — сказал Баков Васяткиному отцу, — твой-то сорвиголова чё выделывает!

Константин Адеркин так и ахнул. Не мог он только понять, что за нужда занесла его чадо на такую высоту, да еще босым и в одной рубахе.

А Васек никак не мог дотянуться рукой до голубка. Только перехватится повыше, как шест предательски скрипит и валится на сторону. Пришлось еще раз опуститься немного. Но вскоре Васятка снова поднялся повыше и вновь попытался снять с железины бездыханно висящую птицу. Голубок тут вдруг так затрепыхал крылышками, что никак его нельзя было ухватить. Шест снова угрожающе наклонился, и Васек опять вынужден был отступить. Ему стало зябко, ноги замерзли, руки потрескались, одна ладошка кровоточила. Тогда Васек решился на смелый шаг: взобрался еще раз повыше и отважно полез на самую верхушку старого подгнившего шеста, но теперь сделал так, что шест гнулся в сторону смотровой площадки. И вот что-то громко треснуло. Васятка вместе с обрубком шеста свалился на самый край площадки. Своей тяжестью Василек сломал одну из перекладин ограждения, и не собрать бы ему костей, если бы не подоспевший друг. Сумел-таки Филя ухватить его и вовремя удержать от падения. Потирая ушибленное место, Васек подымался, на мгновение забыв о голубке. Да еще Филя раскомандовался, стал совать ему портянки. Васек было принял их из Филиных рук, но вспомнил о голубке и снова бросился к краю площадки. Там повис злосчастный прут, а на конце его, словно в силках, продолжал биться голубок. Только теперь Васек увидел, что держало птицу.

Видно, кому-то надоело, что птицы часто натыкаются на торчащий в сторону острый штырь, и его загнули петлей. В эту петлю и угодил одной лапкой голубок, да так прочно увяз, что, сколько ни трепыхал крылышками, освободиться из этого капкана не сумел. Василек, взвесив все обстоятельства, не стал больше действовать необдуманно. Сел на свою куртку, старательно обтер от грязи и снега всегда бывшими при нем холщовыми тряпицами свои окоченевшие ноги, замотал их портянками и обулся. Быстро облачился в свою одежду, еще раз натер руки снегом, смывая кровь, нахлобучил шапку и достал голубка из петли.

Филя стоял в полной растерянности. Он только сейчас по-настоящему понял, что все эти лишения Васек добровольно принял на себя из-за этого беззащитного белого комочка, который теперь запихивал глубоко за ворот своей рубахи, прямо к голому телу. Застегнув сколь мог плотно одежку, Васек начал спускаться.

— Стоп! Куда ты? — вдруг взъярясь на него, закричал Филя.

Васек, бессознательно повинуясь грозному оклику, вернулся на площадку.

— Голубка спас, дурья твоя башка, да вот о людях-то позабыл вовсе! — упрекал его приятель.

Теперь пришла очередь Васька сначала удивиться Филькиной сообразительности, а потом и понять всю важность того упрека, который получил от приятеля.

Васек внимательно огляделся вокруг. Вон они, главные баррикады, у школы. Высокий, плотно утрамбованный снежный вал перегораживал большую дорогу, в снег глубоко уходили черные классные доски, были врыты шкафы, парты, поставленные на ребро, деревянные ящики. Поленницы дров целиком скрылись под снегом, снаружи лишь местами торчали полозья саней или выпирали из снега оглобли.

Кто-то вынес из школы большой портрет Николая Второго и воткнул его в снег лицом к губернскому городу: «Стреляйте в императора, если хотите попасть в баррикаду!»

Другие такие же баррикады перегораживали остальные три стороны этого перекрестка.

Впереди баррикад повсюду была закреплена проволока — где телеграфная, а где ржавая колючая. Этих проволочных заграждений было уже много повсюду. Особенно далеко, почти до линии пожарной каланчи, доходили они на большаке перед главной баррикадой.

Сопя и матюкаясь, опять появилась в проеме голова деда Евсея.

— Громоотвод к едрене фене снесли, сопляки поганые, из-за пичужки какой-то. Катитесь отсель подобру-поздорову! — сипло кричала бородатая голова, чуть возвышаясь над полом смотровой площадки. Усы деда Евсея зло топорщились, глаза словно бы готовились выпрыгнуть из орбит — так округлились и набрякли кровью, лицо ажно посинело не то от сивухи, не то от натуги.

Переглянувшись, ребята решили не вступать с дедом в спор. Они заявили, что моментом спустятся, как только он освободит лестницу. А дед боялся вновь очутиться на высокой площадке с глазу на глаз против двух молодцов и начал поспешно спускаться. За ним спустились вниз и оба паренька.

— Ну, теперь, Василий, давай бог ноги, пока пожарники не трехнулись, — как-то выдохнул сразу Филя и первым наладил лыжи от деда Евсея. Да и Василий не заставил себя долго ждать.

Птенец отогрелся и начал трепыхаться за пазухой, царапаясь не то крыльями, не то лапками.

Когда ребята прибежали на баррикаду, там уже были выставлены повсюду патрули. Хорошо, с этой стороны далеко маячила, выступая высоко над верхней кромкой боковой баррикады, могутная фигура Александра Розанова с добродушной круглой усатой физиономией. Он, конечно, не стал спрашивать пароля, молча перекинул доску, и ребята по ней взбежали на баррикаду. Один за другим прыгнули они сначала с доски на помост, а затем с помоста на снег мостовой.

Васек, словно оголтелый, помчался в школу, одним махом влетел по лестнице на четвертый этаж, глазами шаря по потолку, где бы найти лаз на чердак. Но его внимание привлекла небольшая группа пожилых людей, возившихся у раскрытого окна. Подойдя ближе, он впервые увидел настоящую пушку. Правда, она не имела ни лафета, ни колес, а лежала на толстом брусе и была снабжена большими, словно круглые дверные ручки, держалками, за которые можно было ее поворачивать из стороны в сторону, вверх и вниз. Ее жерло было небольшим по диаметру, но заряжалась она, как и настоящая пушка. Открывался замок, вставлялся снаряд, а боек ставился на боевое положение. Один наводил пушечку на цель по специальной раме с делениями, а другой закреплял ее винтом. А затем оставалось лишь дернуть за ремешок, и боек ударял по запалу, порох взрывался, снаряд вылетал из жерла.

Все это узнал Васек, потому что, увидев пушку, забыл и о голубе, и о чердаке, а стоял рядом с людьми боевого расчета и слушал пояснения, которые давал своим второму и третьему номерам командир орудия и его изобретатель Иван Федотов, мастер-литейщик. Его слушателями были знакомый Василию по «электричке» низкорослый, тщедушного вида старичок — электромонтер Ипатыч и молодой парень, техник-практикант из конторы главного механика завода Миша Крохин, которого Василий лишь однажды мельком видал на заводе вместе с Григорием Борисовым.