Григорий Ершов - Холодные зори

Прошло еще какое-то время. Оба стояли не шевелясь, да только Адеркину было понадежней, он видел верзилу, а тот не знал, где притаился его спаситель. Вечно продолжаться это не могло.

Мужик направился к дому и стал искать места, где можно было бы отогнуть проволоку и придвинуться хотя бы чуток туда, к каланче. Вот он натянул толстые канатные варежки, схватил провод и оторвал его вместе с толстенным железным костылем, вбитым в бревна. Еще рванул. И тут довольно яркий луч фонаря, видать работавшего на новых электрических батарейках, ударил в лицо мужику. Тот резко повернулся спиной, собираясь удрать.

— Стой, не то стреляю! — прозвучал голос откуда-то сверху баррикады.

Мужик стремительно бросился в темноту, но Адеркин подставил ногу, и загремел великан со всего маху на мостовую. Константин Никанорович навалился сверху и закричал сколько было сил:

— Давайте сюда, лазутчика держу!

Раздался выстрел, сбивший фуражку с Адеркина. Откуда-то сбоку бежали люди. Мужик рванулся что было сил, сбросил с себя Адеркина и, тяжело топая валенцами, подбитыми кожей, тяжело пыхтя, все-таки успел скрыться в боковой улочке.

Адеркина окружили.

— Кто такие, что здесь делаете? — выкрикивал молодой неведомый Адеркину парень, наводя на него пистолет.

— Баррикаду порушили, гады, — ответил ему другой, более густой мужской голос, показавшийся Константину Никаноровичу знакомым.

— Пашка, Хромов, это ты? — прокричал в темноте Константин Адеркин, так и не подняв рук под наведенным на него каким-то молодым пареньком пистолетом.

— Кто меня кличет? — отозвался Павел Хромов, командир боевого охранения.

— Константин Никаноров сын, — спокойно отвечал отец Василия.

— Адеркин? — уточнил Хромов.

— Он самый, — отозвался Константин Никанорович.

— Что вы здесь, батяня, с кем это вы были? — подошел к нему, протягивая руку, Павел.

— Кто стрелил? Стрелил кто, спрашиваю? — вдруг взвился Адеркин.

— Ну, я стрелял, — отозвался Хромов.

— По мне бил, салага! — не унимался Адеркин. — Вон, возьми поди фуражку, небось дырка там.

Подняли фуражку, сзади кусочек кантика был ровненько срезан, словно бритвой полоснули.

— А где же ваш приятель? — спросил парень. Он уже спрятал револьвер, но никак не мог взять в толк, зачем понадобилось знакомым их командира ломать баррикаду.

— Приятель, говоришь? Чистой воды лазутчик, хотел просочиться незамеченным, да не хитро тут у вас, ни черта не слышите. Мы тут с ним, почитай, минут десять гуторили, а потом он еще, гад ползучий, проволоку рвал. Да здоров больно. Когда побег, я ему подножку, да на него. Тут по мне вот Пашка и стрельнул, а тот верзила стряхнул меня с могутных своих плеч, словно былинку, и убег.

Так вот попал на баррикаду и старший Адеркин.

Над городом стояла сторожкая, напряженная тишина.

Партизанские действия дружинников имели в эту ночь малый успех.

С наступлением темноты, облачась в маскхалаты, группа Аметистова, за которой закрепилась кличка «два маленьких» — Меньшой (Александр Аметистов) и Иван Меньшов — вместе с Павлом Васильевым, облаченные в маскхалаты, незаметно пробрались вдоль стенки завода к палисаднику большого деревянного дома в девять окон по фасаду, увенчанному парадным купеческим крыльцом с тяжелым навесом. Здесь размещалась контора исправника Волжских заводов. Тускло теплилось оконце светелки, глубоко запрятанное под раскрыльями заснеженной железной крыши. Но отсвет подслеповатых и узких окон дома все-таки падал на палисадник. Закутанный в кожух, у входных дверей на крыльце подремывал полицейский. Пришлось проникнуть к дому только с его торцовой стороны. Четыре нижних окна внизу пугали темными проемами, а в верхних горел свет. Словно бы наползая на дом, темным призраком свисали над ним стылые корпуса Волжских заводов, отделенные от улочки тяжелой каменной стеной.

Полицейский на крыльце громко чихнул, пробормотал что-то, и крыльцо заскрипело под его ногами.

Группа Меньшова, притаясь, наблюдала за полицейским. Аметистов расположился неподалеку от палисадника под прикрытием товарищей. С бомбой за пазухой, он лежал ближе всех к торцовой стене строения. Павел Васильев оказался на наиболее выгодном участке, и тоже с бомбой за пазухой, — именно там, где на втором этаже располагался кабинет исправника. Уже забрезжил рассвет, времени оставалось в обрез. Павел принял решение самостоятельно забросить бомбу в наиболее ярко светившееся окно второго этажа. И не рассчитал своих сил: бомба ударилась о нижний край оконной амбразуры. Взрывной волной выбило стекло, и та же воздушная волна легко подхватила Павликово невеликое щуплое тело и бросила его головой в сугроб возле придорожной канавы. Туда мгновенно подоспел видевший эту картину Меньшов. Он с силой выдернул Павку за ноги, схватил под мышки и поволок в сторону проходного двора, заранее подмеченного на случай отхода. Аметистов пальнул по сбегавшему со ступеней крыльца полицейскому, но не попал. Полицейский грохнулся в снег, опасаясь второго выстрела, но Александр догонял уже Меньшова, волочившего Павла. Лишь во втором проходном дворе, когда Ивану Меньшову пришлось перекинуть через забор брыкавшегося Павлуху, а самому прыгнуть вслед за ним, он понял, что Павел живехонек и здоровенек так, что Иван еле-еле догнал его уже у въезда на большак. Аметистов споро продвигался вслед за друзьями. На главной баррикаде их встретили как победителей.

Через час в штаб прибежала Полина Бардина, следившая за происходящим из светелки соседнего дома, где жила ее подружка. Осколком бомбы или стекла легко был ранен вестовой исправника, дежуривший в его кабинете. Сам исправник в эти минуты уходил «до ветру».

Но поселок сразу ожил. Раскрылись заводские ворота, и взвод солдат перебежками, укрываясь за выступами домов, направился по Московской к главной баррикаде, а на улицу Соборную вырвалась сотня казаков. Баррикады встретили их дружным огнем. Завязалась перестрелка.

Борис Черняев, Сергей Ермов, Павел Васильев и еще несколько дружинников пробрались дворами к Соборной улице и бросили под казацких коней две малые бомбы.

С хрипом упала лошадь под хорунжим, но наездник остался жив. Его подхватили на другую лошадь, и сотня галопом подалась к казачьей казарме. Солдаты успели-таки разворотить одну из боковых баррикад (на ней в эти часы не было людей), но дальше двинуться не смогли. Подвижный отряд Бориса Черняева успел на Московскую и дружным огнем из винтовок, дробовиков и револьверов отогнал, а затем рассеял солдатскую полуроту. Рабочие преследовали солдат до самых заводских ворот. Они забрасывали их из-за заборов и из ворот камнями, болтами, гайками, поливали водой из бадеек, натравливали на них цепных собак. Ермов успел притащить свой оркестровый баритон, и поселок огласили громовые раскаты трубы иерихонской, звуки которой, по преданиям старины, способствовали разрушению стен. Солдаты оробели и поспешно укрылись во дворе завода, плотно прикрыв обе створы. Ермов так увлекся, что, лишь получив от Бориса Черняева хорошего леща по шее, опомнился и спрятал трубу. Отряд вернулся на главную баррикаду. В перестрелке с казаками и солдатами был ранен Павел Васильев, слесарь с «электрички». Его принесли на одеяле в помещение баррикадного госпиталя. Дежурные сестры Наташа Вавилина-Черняева и Марина Борисова под руководством опытного фельдшера госпитальной дружины Веры Федоровны Корзановой оказали раненому необходимую помощь, накормили его и напоили крепким чаем с куском сахара.