Григорий Ершов - Холодные зори

Зажигательные снаряды, шесты с крюками, ломы, пожарные топоры — все было готово для разгрома баррикады под защитой огня и воды. Ее будут лить под предлогом тушения пожара из мощных брандспойтов, чтобы ошеломить и ослепить защитников баррикады.

Метальники шли за бочкой, пока не показалась баррикада, сооруженная перед пожарной каланчой. И вот окутанные пламенем длинные булавы полетели на баррикаду. Огонь занялся сразу. И тогда пожарники с гиканьем и под прикрытием ударов из брандспойтов мощных холодных водных струй дружно полезли на прикрытую баррикадой каланчу.

Привычно орудуя топориками и ломами, пожарники быстро разрушили часть баррикады возле стенки дома и просочились к самой каланче. И вот они уже карабкаются по лестнице на смотровую площадку, где на дежурстве ничем не вооруженный старший Адеркин. Словно тараканы набились они на нижнюю площадку под лестницей.

Филя видел все это, но не мог отойти с поста у индуктора. Но вот к нему вбежал опаленный огнем и возбужденный происшедшим командир Дмитрий Курсанов. На смотровой площадке уже завязалась борьба. Двое дюжих пожарников молотили пудовыми кулачищами Константина Никаноровича. Схватив его за ноги и за руки, они раскачали старика и сбросили вниз. Вне себя от бессильной ярости, без команды Курсанова Колокольников неожиданно повернул ключ индуктора. Где-то там, невидимая под землей, вспыхнула искра, подожгла взрыватель… Огромная неуклюжая каланча на глазах ошеломленного рыжего брандмайора медленно поднялась над своим фундаментом, на мгновение повисла в воздухе и с грохотом, гулом и железным скрежетом рухнула вниз, накрыв и самую баррикаду, и пожарников. Крики и стенания доносились теперь из-под огромной груды обломков.

Невзирая на стоны и душераздирающие крики своих приятелей, те из пожарных, кто уцелел, вместе с подраненным брандмайором, в панике удирали на бочках и насосе, нахлестывая и без того перепуганных коней.

Очередной артиллерийский снаряд почти в одно мгновенье со взрывом малого фугаса на каланче разорвался на главной баррикаде.

— Недолет, — машинально сказал Василий Адеркин, а на лице его выступили капельки холодного пота. Он хорошо знал: ударь снаряд сажени на три-четыре ближе — и взлетело бы на воздух все сложное взрывное устройство, с таким трудом установленное, одно из крайних и самых надежных средств защиты баррикады. «Какой огромной силы, однако, этот взрыв», — подумал Василий, так как в момент падения снаряда не только вздрогнул весь дом, а со звоном вылетели стекла из всех окон. Правда, о том, что произошло внизу, Василий узнал позже, когда к нему вновь вбежал взволнованный Володин.

— Видать, ударило с двух сторон: и где каланча, и на главной баррикаде…

Василий, оставив у индуктора Володина, снова вскарабкался на крышу. То, что он увидел, заледенило сердце. Он стоял и не мог сразу сообразить, где он сейчас и как это все могло произойти в такое короткое время. Позади тыловой баррикады все еще вздымались к небу густые клубы дыма, хотя пламени не было видно. «А где же пожарная каланча?» — недоумевал Василий, повернувшись в ту сторону, где неподалеку она всегда так привычно и так неуклюже торчала.

Каланчи не было. Теперь Васятка с тревогой подумал о судьбе своего дружка Фили Колокольникова: сумел ли уцелеть? Однако надо было возвращаться на свой пост. И тут прямо над головой просвистел еще один снаряд, и Василек стал очевидцем нового страшного удара по восставшим. Этот снаряд на уровне второго этажа пробил толстую кирпичную стену школы и взорвался где-то в глубине здания.

На главной баррикаде видели, как рухнула каланча, а взрыв артиллерийского снаряда пережили спокойно, потому что существенного вреда он не причинил, разве что разметал поленницы дров и ослабил цепь проволочных заграждений.

Марина Борисова была на баррикаде и стала свидетельницей разрыва обоих снарядов. Еще звучал в ушах страшный удар от взрыва внутри, в самой сердцевине здания, когда вместе с Дарьей Степановой они вбежали в зияющий проем стены. Только что здесь были двери, сорванные теперь с петель взрывной волной и с грохотом отброшенные на чугунную тумбу, где они и разлетелись на мелкие кусочки, осыпав щепами и железками мостовую. Осколки стекла от выбитых наружу школьных окон хрустели под ногами девчат, когда они бежали к этому черному проему в стене.

Навстречу им с обезумевшими глазами выскочил мальчонка; он приходил к матери на баррикадный продсклад. Лестничная клетка рухнула, и теперь со второго этажа провисли каменные ступени, а из подвала, нагромоздясь много выше первого этажа, торчала бесформенная каменная груда. Над ней еще клубилась густая едкая пыль. Каким-то чудом удалось парнишке взбежать по этой еще зыбкой горе битого кирпича, штукатурки, разбитых каменных плит, пола и ступеней лестницы, чтобы броситься в открытый пролом на улицу.

Через окно бокового коридора выбрались из школы члены штаба. Сочалов громко и нервно отдавал распоряжения. Маринка и Дарья не сумели проникнуть в здание. Дружинники отыскали запасный черный ход, и вместе с ними сестры попали в подвал.

Сраженный осколком снаряда в грудь, Григорий Борман лежал возле кухонной стены неподалеку от двери. Когда Маринка склонилась над ним, он еще был жив. Холодные капельки пота выступили на его высоком лбу. Дарья Степанова встала на колени, чтобы ближе разглядеть рану, из которой медленным ручейком, пульсируя и пузырясь, вытекала кровь.

— Потерпите, родненький, — шептала Даша, — вас царапнуло железкой, ранка небольшая, крепитесь, все пройдет.

Раненый с трудом приподнял тяжелые веки. Глядя на сестер милосердия помутневшими от нестерпимой боли глазами, с трудом захватывая сухими, уже синими губами воздух, Борман прошептал:

— Перед смертью, сестренка, не надо лжи.

Вскоре он скончался.

Почернев от страданий и вздыбленной взрывом пыли, Григорий Борман лежал с остекленелыми глазами, и тело его быстро коченело, покрываясь серовато-бледной синевой.

Дарья Степанова побежала за носилками, а Марина обмыла намоченной из фляги ваткой запекшуюся кровь возле ранки, собрала на его груди разодранную рубаху и стала искать, чем бы накрыть покойного с головой, так как закрыть ему глаза она не сумела.

Начались работы по откапыванию жертв варварского артиллерийского обстрела.

Дарья вернулась, волоча носилки. Сестры милосердия уложили на них начпрода Григория Бормана, и два дружинника вынесли его на улицу. Когда из госпиталя под непрерывным орудийным, пулеметным и ружейным обстрелом сюда сумел добраться Викентий Викентьевич, тело Бормана, схваченное на улице еще и морозом, совсем окоченело.

Фирсан Баков, теперь уже за старшего, с подручным пареньком из ремесленников разыскивал по домам на чердаках, в сараях или отрывал прямо от пола в сенцах пустых домов доски для гробов.