Григорий Ершов - Холодные зори

— Господин генеральный директор, — Тихий подчеркнуто уважительно повернулся к Притонских, — вы абсолютно правы, и потому разрешите просить именно вас, как одного из самых доверенных людей акционеров Волжских заводов, лично рассмотреть предложения Совета уполномоченных. — Тон обращения к генеральному был доверительно спокойный и искренний вполне. — Я прошу вас, Антон Захарович, как представитель заводской администрации и от имени членов Совета цеховых уполномоченных, в числе которых волею людей и судьбы оказался. Явите милость, не гневайтесь на то, что документ этот, имея конкретные пункты, часть коих уже оглашена нашим уважаемым сопредседателем, все-таки озаглавлен традиционным в таких деликатных случаях словечком «требования». Если вспомните, далее в инструментальных наш брат начальник подписывает именно «требования» на выдачу того или иного инструмента.

«Требования Совета уполномоченных» — поверьте в мою полную искренность и лояльность, — Тихий театрально приложил большую ладонь рабочей натруженной руки к сердцу, — касаются удовлетворения тех первоочередных, неотложных нужд, без которых рабочий, как и без инструментов, не сможет оставаться честным и исполнительным сотрудником вашим, уважаемый господин генеральный директор.

Затем Георгий Евлампиевич резко повернулся лицом к залу и громко сказал, почти выкрикнул так, чтобы его слова дошли до самых дальних рядов:

— Мне лично думается, ежели мы попросим господина генерального директора и всю администрацию рассмотреть и принять все требуемые меры для выполнения выставленных Советом условий, ну, скажем, этак в течение месяца, — будет, пожалуй, справедливо.

С этими словами Тихий вновь вежливенько повернулся к президиуму и передал Притонских список «Требований Совета уполномоченных» к дирекции. Исполнив свои дела, он быстро отошел от стола, спустился со сцены и затерялся в зале. Кочурин, игнорируя права председательствующего, тут же поставил предложение Тихого на голосование. Директору ничего иного не оставалось, как вместе со всеми поднять руку. Была образована рабочая группа из представителей ведущих 15 цехов и отделов для окончательной редакции «Требований».

А слово получила работница, член Совета цеховых уполномоченных от судоверфи, Ефросинья Силантьевна Курсанова.

Еще неизвестная многим, худенькая женщина эта не имела возраста. Для молодой у нее были очень усталые, печальные, очень умные глаза, да и предательские морщинки залегли возле неяркого рта с мелкими, неровными и желтыми зубами. А пожилая женщина вряд ли бы вышла столь уверенно перед таким собранием, еще и в малиновой косыночке, из-под которой задорными колечками выбивались рыжеватые прядки волос. Да и держалась она прямо, не сутулясь, и голос был напористый, хотя и низкий.

Знал ли кто из присутствующих, какая сила выбросила ее из многочисленного потока таких же, как она, работяг в уполномоченные, а теперь заставила впервые в жизни держать речь перед таким многолюдным и таким высокоответственным собранием наиболее уважаемых в цехах людей. А это была пламенная вера в их дело, вера в самих людей, что твердо и навсегда встали в ряды социал-демократов революционеров. Она обязательно найдет отклик в сердцах большинства присутствующих и не меньший в сердцах тех, кто послал ее сюда, на этот совет старейшин, всецело полагаясь и на ее прежний революционный и жизненный опыт и на ее классовую совесть. И она никогда и ни в чем не подведет ни товарищей по труду и лишениям, ни товарищей по активной борьбе за лучшую рабочую долю на земле.

Курсанова громко, на весь зал, сказала:

— У всех нас еще свежа боль сердца по невинно убиенным на Дворцовой площади перед Зимним. Прошу всех почтить их светлую память.

Совет молча стоял, склонив головы в честь светлой памяти жертв Девятого января. Генеральный директор и акционер Волжских заводов Антон Захарович Притонских вынужден был также подняться и стоять со всеми в эту минуту всеобщего скорбного молчания.

Он уже был не рад тому, что ввязался во всю эту историю. Но отступать было некуда. И уже сейчас он обдумывал свою срочную поездку в Питер, к акционерам, чтобы выработать совместные действия, которые сделали бы видимость больших уступок, а на деле дали бы время, чтобы опять резко повернуть порядки на заводе на старый лад.

Сразу же после этой торжественно-траурной минуты Притонских поспешил покинуть зал. За ним ушли несколько членов Совета уполномоченных и почти вся администрация.

Закрывая заседание Совета, Кочурин сказал:

— Мы огласили сегодня, товарищи, главные, первоочередные свои требования к администрации. И мы никому не давали обещаний прекратить стачки. На каждое проявление несправедливости, невыполнение любого из наших требований рабочие в цехах должны отвечать стачкой.

Кочурин знал, что уже сейчас бастовали паровозо-механический и сборочный цеха, готовятся к стачке рабочие котельного, вагоностроительного, судостроительного цехов и судоверфи. Сегодня в ночь объявлена забастовка у металлургов, готовы продемонстрировать свой протест и некоторые другие цеха и отделы. Надо было дать нужное направление этим выступлениям рабочих. И Кочурин сказал:

— Помните и разъясняйте другим: экономические требования никогда не заменят политических лозунгов русского рабочего класса. Наш лозунг: «Долой абсолютизм! Долой войну! Да здравствует Всенародное учредительное собрание!» Имейте в виду, что дирекция мобилизовала на борьбу со стачками и конторщиков, и вахтеров, и пожарников, и сторожей, до полиции и заводской охранки включительно. Из губернии к нам припожаловали опытные шпики.

Вот почему для защиты своих прав, жизни и свободы мы, рабочие, должны создавать по цехам и отделам боевые рабочие дружины, неустанно помогать дружинникам вооружаться, приобретая или изготовляя оружие рабочей обороны у себя в цехах.

— В этом я вам не потатчик! — выкрикнул один из мастеров.

— Пошла-поехала! Ух, как завелась наша Маруся! — громко выкрикнул Федор Миронович Петухов, избранный вместе с начальником своего цеха в Совет уполномоченных. А для рядом сидящих добавил: — Этого пугаться не стоит. Вестимо дело, грому тут, как у Ильи-пророка, но язык он у нас будет держать за зубами. Не будь я Грач!

Собрание окончилось, но и одной и другой стороне оставалось над чем крепко призадуматься.

Сказать, что нынче Егор Евлампиевич был особенно взволнован в ожидании важных известий и новых поручений от губернской партийной организации, а может быть, и прямо из центра, — значит, плохо знать его натуру.

Конечно, и среди самых твердокаменных соцдеков — большевиков люди по складу характера, по своему отношению к конкретным обстоятельствам разные. Да и у них в местной организации РСДРП все они, пожалуй, совсем не похожи один на другого. А ведь все из одной рабочей семьи, одного голодного и обездоленного роду-племени, одной общей страсти — победить в неравной борьбе российское самодержавие.