Иван Коробейников - Голубая Елань

Усталый, совершенно разбитый, сожалея, что Карева на месте не захватил, он почти всю ночь пролежал с открытыми глазами. В окно шелестел дождь. Погода не направлялась. Точила забота: как-то там идут дела в колхозе?

А в колхозе было так.

Как только ушел обоз, Дерябин заставил Антипу запрячь лошадь и, прихватив Фадю Уйтика, выехал в поле. Там он нашел Трымку — тот, несмотря ни на что, не отходил от своей самосброски, все что-то в ней смазывал, регулировал — и спросил его:

— Как машина? В порядке?

В глазах у парня метнулись задорные искорки.

— В порядке.

— Молодец! Так вот, парень, боевое тебе задание: жать будешь.

Восторженная улыбка оставила Трымкино лицо. Выезжать на полосу без распоряжения бригадира Батов ему категорически запретил. Он сказал об этом Дерябину.

— Что-о-о?! — Усы Григория Анимподистовича поползли вверх.

Стоявший за Дерябиным Фадя Уйтик что-то усиленно маячил Трымку. Крутил руками, вращал глазами, строил уморительные рожи. Трымко не вытерпел, прыснул, и это имело роковой исход. Дерябин взревел:

— Под суд отдам!

Одним словом, кончилось тем, что Трымко выехал на массив. Рядом суетился Фадя.

— Оно, конешно, сыровато едрена-Матрена, но ведь опять же против начальства не попрешь. Он по власти и Батову могет десять очков вперед дать. Очень даже просто. Да и то сказать, вроде погодка разыгрывается.

Дождь действительно прекратился. Вроде, даже выглянуло солнце, и, начиная третий круг, Трымко успокоился, тем более, что грозное начальство укатило. Но вдруг в конце третьего круга что-то хрястнуло — самосброску тряхнуло, и прилетевшие кони дружно остановились. Полетел дергач.

Трымко отнял сломанный дергач, отпряг лошадей, пал на одну из них и поскакал в Застойное. В переулке, не доезжая до кузницы, он на всем маху кубарем скатился на землю, поджимая ушибленную ногу, бросился к кузнечной двери и чуть не заревел от злости и отчаяния. Кузница была закрыта. Раздумывать было некогда. Трымко сорвал замок и вошел в кузницу. Скоро в горне гудело тугое пламя. За его гудением Трымко не заметил, как в дверях кузницы появился Степан.

— Ты чего тут? — строго спросил он.

Из рук Трымки посыпались какие-то болты, глухо ударяясь об окалину, грудкой насыпавшуюся вокруг наковальни.

— Что случилось? — повторил свой вопрос Степан.

Трымко молчал, заглатывая дымный воздух кузницы широко открытым ртом, как рыба, выброшенная из воды.

Успокоившись, он рассказал обо всем, что с ним случилось.

— Дядя Степан! Ей-богу, я все сделаю, — говорил он. — Ей-богу. Не снимайте только меня с машины. Болт вот тут один порвало, я и болт нарежу. Все сам. А если машина сколько простоит, высчитайте с меня. У меня ведь есть зароблено. Только с машины не снимайте.

Степана тронуло волнение Трымки. Он подумал: «Нет, не ошибся он тогда, выдвигая парнишку в машинисты». Вслух сказал:

— Платить тебе придется, дурья твоя башка. Да только не за то, что машина стоять будет, а за то, что, никого не спросясь, в такую слякишу жать выехал.

— Так я же не сам. Меня уполномоченный проводил…

А уполномоченный, нимало не смущаясь неудачей, настаивал-таки на том, чтоб жать. Слыша это, Антипа не вытерпел:

— Да ты што, товарищ уполномоченный! Какое уж тут жатье. Вон какую погоду бог отчебучил.

— Ну, на происки богов мы ответим…

И вдруг Дерябина озарило — ведь вот когда церковь закрыть. Все равно в поле работать нельзя.

Задумано — сделано… Решив, что для снятия крестов потребуются лестницы, Дерябин тотчас же отправился к плотникам на строительство фермы. На улице хозяйничал дождь. С плаща, с усов Дерябина текла вода, когда он через широкий дверной проем вошел под длинные своды фермы. Ее сумеречную пустоту прохватывали сквознячки, несущие смешанный запах свежей сосновой щепы и махорочного дыма. Перекатывался дробный перестук топоров, за сочным хрустом слышалось тонкое пение пилы. Дерябин чуть не ахнул от изумления. Плотники сколачивали длинные — чуть ли ни через всю ферму — лестницы. Он рысцой, путаясь в загрубевших полах плаща, пробежал вдоль лестниц. Усы его топорщились, он отсчитывал шаги. В конце круто развернулся, выкатил глаза и гаркнул:

— Здорово! Вот такие и надо. Молодцы!

Бросившие работу плотники изумленно переглянулись. Кто-то из них возглас «здорово!» принял за приветствие и сказал:

— Доброго здоровьица, товарищ уполномоченный.

Остальные неуверенно поддержали.

— Милости просим!

— Добро пожаловать!

Только один молодой с русой бородкой улыбнулся, с ловкой небрежностью, коротким броском вонзил свой топор в простенок и валко шагнул.

— Ну что, мужики, перекур с дремотой!..

Все окружили Дерябина. Тот достал портсигар. Раскрыл его, протянул каждому по очереди. Плотники брали папиросы осторожно, долго не могли захватить негнущимися пальцами.

— У, язви их, толстые какие!

— Скорей нацапаешься.

— Это «Пушка», — хвастливо заметил Дерябин.

— Оно и видать.

— Только название одно, а табак, поди, как трава.

Однако никто не отказывался. Только Калюжонок, когда дошла очередь до него, отмахнулся.

— Не-е. Я толку в них не знаю. У меня вот самосад с девятой гряды от бани. До пят жжет.

Закурили. Пуская дым через нос, Дерябин с видом знатока строго заметил:

— Да, лестницы хороши. Такие, как надо. Но перекладины вы тонкие делаете.

Русобородый прыснул. Но сделал вид, что поперхнулся табачным дымом и закашлялся.

А Калюжонок спокойно, будто до этого ничего тут и сказано не было о их работе, но вместе с тем как-то особенно озорно поведя глазами по кругу, сказал:

— Вот работаем помаленьку, товарищ уполномоченный. Ясли-кормушки вяжем вот, — он указал на то, что Дерябин принял за лестницы. Надо отдать должное выдержке плотников. Им стоило огромных усилий, чтоб не расхохотаться, видя, как выкатились дерябинские глаза.

— Гм, гм!.. Ну, вот что… Это вы хорошо… — И властно на высокой ноте: — Кто у вас бригадир?!

Калюжонок выдвинулся вперед.

— Ну, я…

— Ясли-кормушки отставить. И чтоб сегодня же были готовы настоящие длинные лестницы.

Калюжонок неторопливо заплевал окурок.

— Это как председатель распорядится. Нам ферму кончать надо.

— Что-о-о?!

— У нас и лесу подходящего нет, — вставил русобородый.

— А тебя не спрашивают, — обрезал Дерябин.

Лесу действительно не было. Калюжонок, чтобы убедить в этом Дерябина, провел его вокруг фермы. Но отсутствие леса не остановило уполномоченного.

— Я сказал!.. Сделаете… — Григорий Анимподистович прикинул в уме, — три лестницы. Да, три. По десять метров каждую. Да покрепче…

Калюжонку оставалось подчиниться. Послали подводы в лесосеку, и те к двум часам свалили около фермы несколько штук здоровенных сухостойных жердей. Плотники, оставив всякие дела по ферме, принялись сколачивать лестницы.