Иван Коробейников - Голубая Елань

— Ну, что ж. Живи. Девка, видать, ты ловкая, проворная…

Выпив второй стаканчик, он отложил ложку и, подперев голову, словно бы задремал. Потом поднялся из-за стола, не молясь, вышел на крылечко и через несколько минут оттуда послышался его старческий, но приятный голос:

Стянька убрала со стола.

Так началась ее жизнь на Решетуевской заимке.

Наутро Стянька пошла на строительный участок. Это были несколько бараков, контора, столовая, раскиданные в беспорядке среди пней и штабелей бревен. Тут же в несколько козел бородатые мужики маховыми пилами пилили тес, плахи. Шпалотесы тесали шпалы. Сверкающие штабеля их тянулись вдоль насыпи. Плотники рубили здание вокзала. Где-то сиповато поухивал паровоз. В конторе участка толпился народ. Много девок, парней. Парни зубоскалили.

— Эй ты, курносая, меня, што ли, потеряла?

— Позвольте познакомиться.

— Недотрога…

— А вот мы проверим, — парень потянулся к Стяньке. Выручил мужик, что вчера объяснял дорогу.

— Цыц вы, охальники.

Парни захохотали.

— Пропало дело. Тут Лутоня уже якорь бросил.

Мужик начал стыдить их, они огрызались, однако отошли, оставили Стяньку в покое. Проникаясь доверием к тому, кого называли Лутоней, она робко обратилась:

— Дядя Лутоня, мне бы в отдел кадров. Не знаете где?

Парни заржали. Мужик схватил Стяньку за руку, потащил за собой. На улице он объяснил совсем растерявшейся Стяньке.

— Эти жеребцы дразнят меня Лутоней. В сказке такой был. А меня зовут Яковом. Яков Спиридонович. Народ здесь сгонщина, отовсюд. Эти отчаюги кадровые все: путейцы, шпалоукладчики. А отдел кадров вон он. — Яков Спиридонович показал на соседний барак.

Здесь народу было не меньше. Преобладали деревенские, сезонники. Только в полдень Стянька подошла к столу начальника кадров. После нескольких вопросов ее, как впрочем почти всех сезонников, зачислили на выемку грунта.

— Кто земельку не кидал, тот и горя не видал, — вздохнул кто-то рядом со Стянькой.

Работа была действительно не из легких. В первый день Стянька так вымотала руки, что к концу смены они повисли как плети. Казалось, на другой день она не сможет взять в руки лопаты. Болело в пояснице. Ноги едва передвигались. До участка ехали в грабарках. Даже парни-грабари с другими шутили, а на Стяньку посматривали сочувственно.

— Новенькая. С непривычки умаялась.

Стяньку трогало их внимание. Даже вроде легче стало. От участка до заимки шла пешком. Думала: добраться до постели, лечь и спать, спать. Но стоило окунуться в Решетуевский омуток — и усталость как рукой сняло. У Сидора была уже напластана рыбка.

Постепенно втягивалась в работу. Возвращаясь домой, сворачивала с тропинки, брела наугад, собирая грибы, ягоды. Спала Стянька в бане. Летом ее не топили, и стояла в ней приятная прохлада. Стянька принесла мяты, сосновых веток, на окно поставила букет незабудок, кое-где еще сохранившихся на Голубой Елани. Ложась в постель, Стянька отдавалась мыслям о доме. Все они сходились на одном: как-то там Митенька? В порыве нежной горечи она обнимала подушку, шептала: «Сыночек. Дорогушенька моя. Ох ты, горюшко мое, горе-горькое». Старалась встретить приезжающих «на дорожку» застоинцев, расспрашивала их бессвязно, совсем не о том, что занимало ее в минуты тревожных раздумий. Застоинцы рассказывали, что старики живут ничего. Отец в Совете все, а мать вроде на днях прихворнула. И то сказать — годы. А парень чего — растет. Здоровенький ли? Да чего ему деется. Этакий сбитень, приедешь домой — не узнаешь. Стянька смеялась сквозь слезы. Отступали страхи, но приходила ночь с ее тревожными шорохами, с мерцанием звезд в окне, и все начиналось сначала. Однажды знакомая работница с соседнего карьера сообщила Стяньке:

— Видела в столовой из вашей деревни парни обедали.

— Кто?

— Не знаю. Двое. Один будто продавец, сказывали, а другой тракторист вроде, что ли.

У Стяньки перехватило дыхание: не Ваня ли?! Через минуту выговаривала себе: «Дура, ну и дура. Ох, Митенька, сыночек ты мой…»

Расстроилась, не спросила даже — может, знает работница — зачем приехали парни, куда пошли из столовой. Сама Стянька в столовой не бывала ни разу. А тут кое-как доработала смену. Пошла в столовую — может быть, не уехали еще, придут ужинать. В столовой сидело не более десятка человек. Застоинских не было. У Стяньки остались от обеда жареные караси, кусочек хлеба. Она заказала стакан фруктового чая и примостилась к столику в уголке. Думала: «Пока пью, может, еще и подойдут, а нет, так надо скорее домой, пока светло». Поглядывала на дверь и не заметила, как подошла официантка.

— Стяня! Ты как здесь?

Стянька чуть не выронила из рук стакан. Перед ней стояла Шимка. Раздобревшая, она лоснилась вся, от нее пахло сырым мясом и жареным луком. Играя бедрами, она подсела к столику.

— Поди с Ваней приехала?

— Нет. Я работаю здесь в карьере. — «Значит, все-таки Ваня был здесь», — подумала она. Больше говорить Стянька не могла, да и не знала о чем. И хотя в этом не было совершенно никакой необходимости, она спросила:

— А ты что, здесь работаешь?

— Здесь. Второй год здесь работаю. Работа культурная, не техничке чета. И все среди народу. Молодяжник все. Тосковать некогда. Строительство огромадное. А о твоем-то слыхать чего? Нет. Ну и ладно. Тебе-то что. Дело молодое. Вот бы еще парень умер, тогда вовсе вольный казак. Молодость-то ведь один раз бывает. Это спервачка наша сестра ревет, да и то по глупости. Живешь-то хоть где?

Узнав, что Стянька живет на Сидоровой заимке, Шимка искренне удивилась.

— Эку-то даль! Да ты чё, с ума сошла. И одна. То-то я тебя в клубе ни разу не видела. Да там с тоски умрешь. А спишь где? В бане?

Шимка хихикнула.

Стянька была рада, что в столовую стали набиваться рабочие и Шимку позвали.

— Эй, красоточка! Что шамать будем? А ты куда побежала? Не хочешь с нами за компанью? — прижал в дверях Стяньку высокий жилистый парень. Она с силой уперлась ему в грудь, на миг увидела зеленые дерзкие глаза и выскочила на улицу. До заимки бежала чуть ли не бегом.

А зеленоглазый в это время спрашивал Шимку.

— Это откуда такая недотрога?

— Это Стюрка-то недотрога!

— Ты знаешь ее?

— Господи! Да как облупленную. Наша она, деревенская.

— Ничего девка.

— Чисто девка. Да у нее парень не меньше тебя. — И Шимка рассказала о Стяньке что знала.

Зеленоглазый, уходя, поманил Шимку в уголок. Долго спрашивал, где живет Стянька и как попасть на Сидорову заимку.

Между тем Стянька торопливо пробиралась домой. Ее огорчало, что так и не пришлось встретиться с земляками.

Было страшно одной в лесу. Слезы навертывались на глаза. На сердце словно камень лежал. Какова же была ее радость, когда Сидор, поджидавший ее у ворот, сообщил: