Иван Коробейников - Голубая Елань

— Товарищ Базанов, ты рассуди сам. Сын твой у нас, в колхозе… Ты сам пострадал за советскую власть.

— Из-за своей оплошки пострадал. Советская власть тут ни при чем, — мрачно произнес Максим. — А только против власти никогда не шел и не пойду. — Он прямо посмотрел Клягину в глаза и решительно сказал: — Пиши!

Через минуту, когда Семен записал в список его фамилию, добавил:

— А к колхозу этому у меня душа все равно не лежит. И ты попомни: как сгоняешь, так и бежать будут.

…Так к приезду Батова в Застойном почти была завершена сплошная коллективизация. Клягин ликовал:

— Ну, вот. Теперь мужички-кержачки свое добро на колхозный двор, снесут, поумнее будут!

Но отказалось, что у вновь принятых колхозников, за исключением немногих, обобщать нечего… Вступившие ранее в колхоз бедняки и середняки встретили новых колхозников без особого восторга.

Антипа сказал:

— Теперь всякой твари по паре.

Степан молчал. Со времени пожара, когда сгорело сено на его гумне, он, привыкший себя считать честным, не мог смело глядеть людям в глаза. Его вызывал милиционер, приходилось отвечать на обидные вопросы. Степан хмурился. К тому же беспокоила его неустроенность дочери.

Пелагея, узнав о намерении мужа и дочери вступить в колхоз, заявила:

— Не пойду. Вы как хотите, а я еще бога помню.

Степан видел враждебную отчужденность, которая легла между матерью и дочерью. Они даже не разговаривали.

Да и колхозная жизнь пока не радовала. Степану казалось, будто народ поднялся с насиженных мест в далекий неизведанный путь. Всего захватить с собой не может, да и не знает, потребуется ли на новом месте все то, что дома было необходимо… Жалея оставить то и другое, некоторые старались сбыть, продать, съесть, уничтожить, чтобы не досталось в чужие руки все то, что было «моим». Степан успокаивал себя: «Утрясется! Образуется! Весна мужика к месту призовет».

Мысль, что жизнь со временем наладится, укрепил в Степане Ваня Тимофеев. Приехав навестить больную мать, он остался дома и без колебаний вступил в колхоз. Ваня радостно думал, что наконец-то в деревне происходят события, которые могут встать в один ряд с увлекательными страницами книг. Поработав на строительстве тракторного завода, он знал, что должна была дать индустриальная промышленность сельскому хозяйству, и на замечание Степана — что-де вот объединиться-то объединились, а работать, похоже, не на чем будет — убежденно заявил:

— Все будет! Машины, дядя Степан, будут. Тракторы. Это такая коняга: один за сорок сойдет!

Ваня встряхивал чубом и, развернув плечи, которые стали шире и тверже, восхищался:

— Здоровый! Скоро тракторный их тысячами погонит.

Со всем пылом молодого воображения Ваня представлял себе, как невиданные машины пойдут по родной зауральской земле. Ради этого он готов был мириться со всей путаницей и неразберихой организационного периода и даже с тем фактом, что инициатором создания колхоза выступил Василий Гонцов. Он просто не задумывался над этим. Могучая сила техники, которую он видел на строительстве тракторного завода, захватила его так, что перед ней отступили даже любимые герои. Техническая литература увлекала Ваню как роман.

В день приезда Батова Ваня достал журнал с большим очерком о тракторном заводе и поэтому раньше обычного бросил работу, явился домой.

— Чужой человек у нас будет, — сообщила Орина, — сходил бы ты, купил чего сладенького к чаю.

— Кто?

— Не знаю. Полномочный какой, поди.

— А почему он к нам? — удивился Ваня.

— Почему? Видать, и мы не хуже других. Ну сходи, сынок!

Ваня сидел над журналом, подперев руками голову, когда Батов снова переступил порог знакомой избушки. На столе тоненьким голоском выводил свою песню кособокий, до блеска начищенный, самовар. Орины дома не было.

— Ну, кажись, хозяин вернулся? Здравствуй!

— Здравствуйте! — Ваня тряхнул чубом и снова уткнулся в журнал.

Батов прошел вперед, сел, рассматривая богатырскую фигуру молодого хозяина.

«Хорош!» — с восхищением подумал Андрей. Громко спросил:

— Интересное что-то?

— Интересное, — Ваня улыбнулся.

В его одухотворенном лице, в голосе, в улыбке Андрей уловил скрытую силу. Вошла Орина.

— Пришли? Как раз к чаю. А я за брусничкой в яму сходила. Ваня, убирай-ка книгу. Ужинать будем.

На Андрея снова дохнуло чем-то близким, словно пришел он домой, и его мать, руки которой высохли от работы, а волосы поседели от горя, хлопочет об ужине.

Не успели сесть за стол, в избу ворвалась русоволосая, румяная девушка и с порога застрочила:

— Ну, Ваня, с такими порядками я завтра на работу не пойду. То хоть палочки ставили, а теперь и этого нет.

Ваня многозначительно покосился на Батова.

— А что? Поди, из района? — девушка подбоченилась. — Пусть послушают, какие такие у нас тут порядки.

— Фросенька! — тревожно бросила Орина, но Фрося Уйтик еще отчаяннее затараторила:

— Что, тетка Орина? Мне из палочек не тын городить, и руки у меня не казенные. А ты, Ваня, коли за старшего поставлен, то должен заботу иметь. Файке чего? Она силь-виль… Губы покрасила, кудеречки подвила… А навоз-то ведь нам возить! Нагнал Клягин работничков!

— А что? Не все работают? — спросил Батов.

— Все… — насмешливо сказала Фрося и бросила на Батова сердитый взгляд. — Сейчас вон ни одной лошади дома нет. Последнюю Мышку Колька запрёг, по дрова Кокосову поехал. А ее, Антипа говорил, и запрягать нельзя — больная.

— Почему так делают?

— Спросите у начальства.

Наступило неловкое молчание.

— Я приехал в ваш колхоз как раз разобраться во всем этом, — начал Андрей. — Расскажите! Беспорядки надо устранять. Безусловно, и начальству подсказать можно, если оно ошибается. Меня послал обком. Где сами не сможем, попросим помощи у области.

Ваня посмотрел на Андрея с любопытством, а Фрося и ухом не повела.

— Хоть обком, хоть по-за обком, мне все равно. Мне — чтоб трудодни были. — Она снова накинулась на Ваню. — Мы думали, ты научился на производстве командовать, старшим тебя, а ты опять только книжечки читать. Геро-о-ой! Обком мне не придет трудодни ставить. Пока твоих машин дождешься…

— Фроська! — не вытерпел, наконец, Ваня. — Брось трепаться. Я ж рядом с тобой весь день ездил.

— А сколько заработал?

Ваня развел руками.

— Вот то-то и оно-то. Сто без палочки… — Фрося заразительно засмеялась.

Андрей невольно залюбовался этой решительной девушкой.

— Ну что же ты на это скажешь, товарищ бригадир? — спросил он у Вани. Глаза его искрились смехом.

Ваня был смущен, но глядел прямо, открыто.

— А что я скажу? То и скажу — я не бригадир. — Ваня махнул рукой: — Э, да что там говорить! Разве коллективное хозяйство на этой технике построишь?