Иван Коробейников - Голубая Елань

— А тебе машину сейчас давай? Трактор? — задорно спросила Фрося.

— Конечно.

— А пока ее нет, как быть? — спросил Батов.

Ваня промолчал.

— Вот у вас не все работают. А если бы все работали, ведь и без машин, пока их нет, много можно сделать. А? — спросил Батов.

— Да, кабы все!

— Кто не работает?

Ваня покосился на Фросю.

— Говори! — строго сказала она. — Думаешь, боюсь?

— И скажу, — Ваня расправил плечи. — Вот Фадя Уйтик, Фросин отец…

— Спиря большой, Спиря Малушко, — продолжала Фрося, пригибая пальцы.

— Да вы что же это? Ваня! — всплеснула руками Орина. — Будет вам. Человеку и чаю попить не дадите. Вот пошли. А вы, не знаю, как вас по имени-отчеству, не слушайте их. С этими делами-то завтра разберетесь, а теперь дайте-ка стакан сюда.

— Нет, нет! — удерживая стакан, сказал Андрей. — А зовите меня просто: Андрей. Спасибо.

Он повернулся к Ване и Фросе, будто им говорил спасибо. Отодвинул стакан, приготовился слушать, положив свои большие руки на край стола.

Давно остыл самовар, а беседа все продолжалась.

В леспроме Клягин узнал от Корытова о приезде уполномоченного двадцатипятитысячника. Когда об этом же ему сказала Файка, он махнул рукой:

— Видали мы таких. Правда, Леня?

Леонид не ответил. Его мутило. Целую ночь они пили, сначала у Корытова, потом у Кости, и теперь ему хотелось спать. Слипались глаза и у Егора. Но, когда Файка рассказала, что новый уполномоченный «въедливый и нахальный», ко всему придирается, до всего допытывается, требует к утру всю документацию, Клягин моментально отрезвел.

— Иди проспись, — сердито толкнул он Кокосова и приказал Файке: — Уведи его. А документы я сам подберу.

Батов в семь часов утра пришел в правление колхоза.

Там ждали его Леонид и Клягин. При появлении уполномоченного они поднялись с мест, и это неприятно поразило Андрея. Он насторожился: «Как ревизора встречают!». Батов сел.

— Ну что ж… Садитесь, товарищи!

Его удивило лицо председателя. Он ожидал встретить бородатого крестьянина средних лет, могучего, широкого, с открытыми смелыми глазами, а перед ним стоял невысокий человек с помятым, давно не бритым лицом и с тяжелым замкнутым взглядом.

Потому ли, что Клягин выглядел старше, или потому, что председатель оказался беспартийным, а избач — коммунистом, Батов обращался больше к Егору Клягину.

— Замечательно! — воскликнул Клягин, когда Андрей рассказал, кем он прислан и для чего. — Вот это — помощь! А мы вчера весь день в леспроме провели. Из-за кормов. Директора Корытова дома не было. Ждали его.

— Я с ним приехал, — сказал Батов. Его раздражала подчеркнутая деловитость Клягина: «Вот видишь, как мы заняты делом!».

— Ну и как?

— Силосу дают, — вставил молчавший до сих пор Леонид.

Батову стало неловко. Он не знал, что такое силос, о котором он слышал здесь уже не первый раз. Преодолевая смущение, сердясь на себя за него и тем самым увеличивая мешавшую ему напряженность, он заставил себя спросить:

— Что это такое?

— Силос-то? Трава, квашенная в ямах, — с готовностью ответил Клягин и, чтоб сгладить неловкость, торопливо заговорил:

— Ну, теперь все уладим. Правда, Леонид Нестерович? Дело, по-моему, сейчас пойдет. Вот Василий Аристархович в поле кое-что раскопает.

Он радовался, что инициатива разговора перешла в его руки. Покровительственно спросил:

— А ты, товарищ Батов, где остановился? Закусить хочешь? Пойдем к хозяйственнику. Сейчас сообразим кое-чего. Выпиши-ка, Леня…

— Нет, — отмахнулся Батов, — ничего не надо. Я уже устроился и позавтракал.

— Где?

— У Вани Тимофеева.

— Да что ты, товарищ Батов, — с ужасом воскликнул Клягин, — да там такая теснота, неудобно. И от центра далеко. Мы тебе найдем квартиру получше. У Власа Важенина, как думаешь? — обратился он к Леониду. — Подходяще?

— Подходяще, — отозвался тот.

Но Батов, точно речь шла не о нем, встал, разделся и основательно устроился за столом.

— Давай, займемся делом.

Избач недовольно согласился:

— Давайте.

Батов спросил, приготовила ли девушка-счетовод все то, что он просил накануне.

— Да мы и без нее все найдем. — Клягин многозначительно посмотрел на Кокосова. — Леонид Нестерович, давай нам с товарищем уполномоченным все твое хозяйство.

Батов долго и внимательно рассматривал документы.

— У вас безобразно поставлен учет, — наконец, сказал он, отодвигая бумаги. — Учет труда, учет инвентаря, учет хлеба. По ведомости видно, что хлеб расходуется без норм, выдается поровну на всех едоков. Фураж не учитывается. Это безобразие. Как вы допустили это? Ведь если будет развалена экономическая база, то…

Клягин не дал закончить.

— Совершенно верно. Но это — болезнь роста. Еще Владимир Ильич Ленин…

— Позволь! Но так и расти скоро нечему будет…

Клягин обиделся.

— Эти недостатки мы сами видим, товарищ Батов. Но мы не сидели сложа руки…

— Директиву партии и правительства мы выполнили, — подхватил Кокосов.

Клягин принялся рыться в портфеле, на выцветшей материи которого еще отчетливо темнели следы монограммы: «ИПУ». Видя, что Батов обратил внимание на буквы, Клягин улыбнулся:

— Память от инженерно-пехотного училища. Да, мы поработали! Чуть было партбилет не отобрали.

Он выдернул из портфеля лист бумаги и, разгладив его на своей широкой серой ладони, протянул Батову:

— Вот. Почитай. Это почище, чем на фронте! Андрей прочитал:

15 февраля 1930 года

П р и к а з ы в а ю:

П. 1. Развернуть сплошную коллективизацию.

П. 2. Организацию колхозов провести по всем пунктам района, мобилизуя вокруг этой работы бедноту и батрачество.

П. 3. Развернуть работу среди батрачества и бедноты, а в равной степени и среди трудового среднего крестьянства, добиваясь стопроцентного вовлечения в колхозы.

П. 4. 20 февраля ровно в 9 часов утра доложить по телефону об исполнении, одновременно подтвердив письменной сводкой, посылаемой нарочным.

П. 5. Неисполнению задания оправданий нет.

П. 6. Уклоняющихся от выполнения настоящего задания, как за прямой саботаж партийных мероприятий, снимать с работы, исключать из партии и предавать суду в течение 24 часов.

— Доложено! — с победоносным видом сказал Клягин, пряча приказ в портфель, как только Батов кончил читать. — Ну что? — спросил он через некоторое время.

Андрей молчал. В нем поднялось неприязненное чувство к Храмцову, и он сказал коротко и отрывисто:

— Ничего. Бывает. Положение исправлять надо.

— Точка! — весело воскликнул Клягин, закрывая портфель. — Ты приехал кстати. Теперь мы развернем работу. Слышишь, Леонид Нестерович? Что? Говорил я тебе — партия нам боевое подкрепление даст. Мы теперь повоюем!