Иван Коробейников - Голубая Елань

— Уехал.

— Телефонограмма, вызывают в район его и Клягина.

— Он завтра хотел…

— Нет, сегодня.

Семен убежал. Через минуту пришел Егор.

— Здравствуйте, Нина Васильевна, — подчеркнуто вежливо сказал он. — У вас готова декадная сводка о подготовке к севу? Я еду в район.

— Нет, не готова. Андрей завтра увезет.

Клягин пожал плечами.

— Сводку требует райколхозсоюз.

— Ладно. Постараюсь.

Через час Клягин подъехал к конторе на лошади. Сводку он взял молча, бросил в портфель и, постояв в раздумье, тихо спросил:

— Вы, Нина Васильевна, не устаете?

— Нет.

— И не боитесь?

— Кого? — Нина в недоумении широко открыла глаза.

— Да так. Вообще. Борьба классов. Вадим Шарапов… знаете? Конечно, тут скорее всего личные дела, интимные, — Клягин положил руку на сердце. — А Андрея?.. Определенно рука классового врага.

Егор вышел, оставив Нину в полном недоумении…

«Что это он, сам перепугался, что ли?» — подумала она с чувством неопределенной тревоги.

Вечером, вернувшись из леспрома, Батов, красный от злости, долго крутил телефонную ручку, вызывая райком. Наконец ему посчастливилось.

— Товарищ Храмцов, я из леспрома сейчас. Что? Да, да, это безобразие. Но у них и сено есть… Неправда, я могу вам доказать. Сам Корытов не отрицает, но у них ведает этим делом Мухин. Возражает он. Что? А черт его знает! Это он и отпускал силос. Что?.. Ну, конечно. Лучший корм. Но у них оказался в нем песок… Да, да, в ямах. Вы меня слушаете? Райком!.. Идите вы к черту! Слышите, линия занята… Райком! Райком! Центральная!

Райком не отвечал. Батов бросил трубку и, кусая губы, зашагал по комнате.

Через минуту райком ответил телефонограммой:

«Застойное. Уполномоченному РК ВКП(б) тов. Батову.

Немедленно выезжайте в район с отчетом о состоянии колхоза «Дружба» и о событиях 10/III, имеющих нежелательные в колхозном движении последствия.

Андрей взял у Цапули окладные листы колхозников, план хлебозаготовок прошлого года и сведения о посевных площадях.

Утром он чуть свет отправился на конный двор сказать, чтобы запрягли лошадь.

Антипа вывел лошадь из конюшни и спросил:

— А как же вот лошадь-то? Гонцова она… Как с ним?

— Чего?

— Ну, как теперь понимать? Лошадь его у нас, а сам он? Колхозник он или нет? Он в город, слышь, ездил. Бумажки привез, хворый будто…

— Заболел, значит?

— Заболел.

— Ничего. Ему полезно. Ну как, готово?

— Готово! Садись, — сказал Антипа, подавая вожжи.

В воротах Батов повернулся.

— По категории Гонцов не подходит. Пусть пока остается. Может быть, и выйдет из него еще толк.

— Я тоже так смекаю, выйдет толк, — сказал Антипа, — останется одна бестолочь…

Последние слова Батов уже не слышал.

Он забежал в сельсовет вернуть папку с документами. Там его встретил Семен, подал исписанный лоскуток бумаги:

— Вот, товарищ Батов. Посмотрите.

Андрей прочитал:

Так как я желаю вступить в колхоз и кроме того подал заявление в ячейку комсомола, то и прошу настоящим рассмотреть мое заявление и с работы секретаря меня снять. На мое место найдется хотя бы гражданин Кокосов Леонид. Прошу не отказать в моей просьбе, к чему и подписываюсь Семен Шабалин».

— Но ведь ты можешь работать секретарем, будучи и комсомольцем и колхозником, — удивился Андрей. — Чего это ты надумал?

Семка потупился и покраснел.

— Я в поле поеду работать… Право! А Ленька, он меня далеко грамотнее.

Батов торопился, лошадь уже ждала его у крыльца.

— Ладно, передай Цапуле, — сказал он и повернулся к выходу.

Продав сруб, Василий прямо от Максима Базанова отправился в сельсовет и на половину вырученных денег взял у Цапули облигаций.

— Государству помогать надо, — сказал он. — Я вон посмотрел в городе: чего только не строят! Уму непостижимо.

С этого дня он начал при ходьбе по-старчески волочить ноги, опираясь на батожок.

— Как живем-можем? — спрашивали его.

— Ничего. Живу. Весна вот меня ломает. Каждое место болит, — он ежился и скорбно поджимал тонкие губы. — С надсады, поди…

— С надсады?

— А то как… Пороблено ведь на веку-то.

Анисья, всплескивая широкими ладонями, рассказывала колхозницам.

— Давно ведь у него, давно такое! Его и с лица видать!

— И с чего бы это?

— А уж с того…

Василий знал об этих разговорах и про себя хихикал: «Ха! Знайко по дорожке бежит, а незнайко на печке лежит. В дураках сам бог не волен…».

Если кто-нибудь заикался при нем о колхозе, он нетерпеливо махал рукой:

— Колхоз-то? Бог с ним. Я дело начал, пускай теперь по готовому орудуют.

— А ты-то как?

— Чего я? Все ведь у меня в колхозе, вся домашность. Колхозник, стало быть. Вот и живу.

Василий улыбался, но тревога скребла сердце. В иные минуты он ждал: вот придут, опишут все, выселят из дома…

Как-то он решил сходить в правление колхоза, поговорить с Ниной Грачевой. Вошел и бесшумно закрыл за собой дверь.

— Здравствуйте, барышня! Холодно тут у вас…

Нина недоверчиво взглянула на посетителя.

— Вам чего?

— Я — колхозник, к примеру, фамилия мне Гонцов, Василий Аристархович. Хозяйственником работал.

— Ну и что? Вы где же были-то?

— Когда? — чувствуя приступ тошноты, спросил Гонцов.

— Ну, вот все последние дни?

— У меня сын в леспроме, — ляпнул ни с того ни с сего Василий, — инструктором…

Он сказал это бессознательно, просто потому, что ничего другого не подвернулось на язык. Увидев недоумение Нины, подумал: «За дурака, поди, считает. Ха! Ну, что же… это неплохо!».

— Вы — бывший хозяйственник? — спросила Нина.

— Вот, вот, бывший, — зачастил Василий. — Теперь уж чего от меня осталось? Гроб костей. Подмог бы советской власти, да сила слаба. Покрепче, к примеру, люди наехали. Нам теперь только в стороне стоять.

— Это вы развалили колхоз? — с детской прямотой вдруг спросила Нина, заглядывая в белесые глаза собеседника.

Тот выдержал ее взгляд.

— Господи! Как можно… Да я ж его организовал! Ты не обижай старика. Я всю домашность в его вложил. А в домашность — жизнь моя положена. Стало быть, и жизнь…

— Я так слышала.

— От кого?

Нина промолчала.

— По злобе, может, кто наговорил, — неуверенно сказал Василий.

Кряхтя, он вышел из правления. «Вот оно — девчонка, глядеть не на что, а таким, как Шарапов, два очка вперед даст», — подумал он с нарастающей тревогой.

В Таловке Батов первым долгом зашел в райком. Клягина здесь не оказалось.

— Клягин в райколхозсоюзе, — сказал Храмцов. — С утра. Ну, а ты, добрый молодец, чего вчера не явился?

— Телефонограмма пришла без меня. Ведь я же вчера звонил. У нас положение, безусловно, не терпит того, чтобы сидеть в конторе и ждать, когда в райком вызовут.