Иван Коробейников - Голубая Елань

— Обменили. Только хлебушко у нас не совсем гойный [13] Гойный — чистый. признали. Не принимали было, так я к начальству ходил. Через машину пропускали.

Антипа улыбался. Это удивило Андрея.

— Что ты, как именинник? Нет, так не пойдет! Безусловно. Неделю двадцать центнеров сортировал!

Антипа, продолжая улыбаться, безбоязненно глянул в глаза Андрея и перебил:

— А кого мы везем-то, Андрей Петрович! Посмотри.

Только теперь увидел Андрей спешащую к нему, до боли знакомую фигуру.

— Лиза!.. — Бросив вожжи, путаясь в них, он спрыгнул прямо в грязь и широкими шагами пошел к ней. — Лиза! Ты?

— Я! Я!

Он обнял ее неловко, порывисто, весь переполненный радостью, и тут же, словно стесняясь и осуждая себя за человеческую слабость, которую не должны были видеть колхозники, слегка оттолкнул ее, не убирая рук с ее острых худеньких плеч.

Но колхозники не смотрели на них. Предупредительно отвернувшись, они рассматривали что-то на одном из возов.

Благодарный им Андрей снова притянул Лизу и поцеловал в смеющиеся глаза.

— Лиза! Как я рад!

— Андрюша!.. — Она спрятала лицо на его груди, потом заглянула мужу в глаза. — А я ведь… совсем. Не уеду от тебя.

И как когда-то, будучи невестой, спрашивала его взглядом: «То ли я говорю? Согласен ли ты?» — так теперь она чуть-чуть зарумянилась и посмотрела пытливо…

Глаза Андрея ответили ей: «Хорошо сделала! Хорошо!».

Он спрашивал ее заботливо:

— Как ты? Пешком? Ноги не промочила?

— Нет. Я больше ехала, — вся сияя, отвечала Лиза. — Вот спасибо Антипе Семеновичу.

Антипа, счастливо улыбаясь, трепал запотевшую шею Лукавой.

— Ты в Таловку, Андрюша? — спросила Лиза.

— Да.

— А домой когда?

— Сегодня вернусь.

— Успеешь ли? Там, я слышала, совещание какое-то.

— Ночью, но приеду…

Лиза благодарно улыбнулась.

— Ну, вот и хорошо! — Она вдруг ловко вывернулась из его рук и бегом побежала к возам.

— Поехали! — издали помахала она рукой.

Лукавая нехотя тронулась с места. Все рвалось в Андрее обратно, но он прыгнул в ходок и, нахлестывая, полетел вперед.

В полдень, весь закиданный грязью, Батов входил в райком. Совещание, о котором говорила Лиза, уже началось. Все оглянулись, когда улыбающийся Андрей, шумно рванув дверь, вошел в кабинет секретаря. Это смутило его, и он поискал глазами свободное место.

— Проходи сюда, товарищ! Вот здесь, в первом ряду, есть место, — услышал Андрей и посмотрел вперед.

На месте Храмцова сидел агроном Карев и спокойно ждал, когда уляжется то легкое волнение, которое неизбежно сопутствует появлению нового человека.

— Итак, продолжаем совещание, — громко сказал Карев, когда Андрей уселся. — Слово имеет представитель окружного комитета партии товарищ Кремлев.

Орина сеяла муку, когда кто-то тихо постучал у дверей.

«Птица гнездится. Чисто весь мох из пазов выдергала», — подумала Орина. Стук повторился.

— Ну, подожди ужо. Я вот тебя! — беззлобно пригрозила старушка и, прихватив мутовку, с воинственным видом направилась к двери.

Дверь приоткрылась, и незнакомый женский голос спросил:

— Можно к вам?

Орина уронила мутовку.

— Почему нельзя, милая? Милости просим. А я-то думала, птица там. — Орина глянула в лицо вошедшей и вдруг обняла ее.

— Голубушка! Лизавета Николаевна! Андрюшу-то не видела? Ведь он в Таловку уехал. Навстречу тебе попасть должен. — Заглядывая Лизе в глаза, она добавила: — Вылитая — по карточке! Здравствуй, милая…

Выражение тихой радости озарило лицо старушки. Орина помогла раздеться Лизе.

— Не надо, не надо, Орина Сергеевна, я сама! Вы не беспокойтесь… — застенчиво говорила Лиза счастливым голосом, но не могла помешать Орине. Та, несмотря на сопротивление Лизы, стянула с ее ног скользкие сапоги.

— Ноги-то промочила? — тревожно спросила Орина.

— Нет. Ничего.

— Нет! А вон чулки мокрые. Смотри-ка ты на нее! Да так и простыть недолго. Надень — вон у меня на печке пимы теплые. Да я вот тебе ужо малинки запарю. Боже упаси, захвораешь.

Через минуту, закутанная в шаль, обутая в большие теплые пимы, Лиза сидела за столом. Орина кипятила самовар.

— Вот он тут и живет. На столе-то вон на том все его дела. А это вот книжки сына моего, Вани. На курсах теперь. На тракториста учится.

Андрей приехал поздно, но они не ложились, ждали. Шумный, радостный, ворвался он в избу, принеся с собой запах весеннего ветра.

— Познакомились?

— Да мы давно знакомы, — улыбнулась Орина.

Ее радовало и то, что постоянно хмурое лицо постояльца (хотя он и пытался, бывало, сделать его веселым) теперь расплылось в непринужденной улыбке, и то, что жена Андрея оказалась именно такой, какой она ее представляла.

— Ну, Орина Сергеевна! Живем! — задорно прищуривая глаза, сказал Андрей.

— Знамо, живем, — ответила Орина, понимая это по-своему и заговорщически посмотрела на Лизу. — Повеселее теперь будет.

— Какое совещание сегодня было! Будто живой воды глотнул! Безусловно. Храмцова-то сняли ведь! Это, Лиза, секретарь райкома у нас был… Воинственный очень. Любил преуспевать. Ну, головушка и закружилась. Ну, а ты как добралась? Давно приехали?

— Часа в три.

— И не отдохнула с дороги, все тебя ждет, — вставила Орина.

Андрей подсел к Лизе, заглянул ей в глаза. Но Лиза чувствовала, что свежесть встречи, прелесть растерянности и непреодолимого порыва заслонилась чем-то более значительным.

Она, не зная, что сказать, спросила:

— Значит, на совещание не опоздал?

— Нет, нет. Правда, начала не застал, но все главное прослушал. Замечательный секретарь теперь у нас! И народ замечательный!

К чаю Андрей достал бутылку портвейна.

— Сегодня можно, — сказал он и, раскупорив бутылку, подал ее Орине.

— Хозяйничайте.

Орина достала из шкафчика две рюмки и налила.

— А кого же вы хотите оставить без вина? Уж не меня ли? — воскликнул Андрей.

— Я тебе и Лизе налила.

— А себе?

— Старухе-то?

Андрей сам достал еще рюмку и налил.

Разговор продолжался. Сидели до третьих петухов.

…Лизу разбудил сдержанный шорох.

Орина возилась в кути. Вкусно пахло деревенской стряпней.

Андрея рядом уже не было.

— Проспала соколика, — сказала Орина, увидев, что Лиза проснулась. — Не спится ему, сегодня еще позднее встал, а то раньше всех мужиков соскочит и — в бега! А ты, спи, спи. Поздно вечор легли. Отсыпайся. Я тут стучу, мешаю тебе.

Горькое чувство заброшенности вдруг охватило Лизу:

«Ушел. Не разбудил. Не дождался».

— И то сказать, когда ему спать, дела-то какие идут! Ведь жизнь совсем с другого конца пошла, — продолжала Орина. — Я вот старуха и то вижу, какое столпотворение жизни начинается.

Лиза спрыгнула с высокой деревянной кровати, стройная, крепкая, потянулась так, что хрустнуло где-то в плечах, и начала одеваться.