Яков Ильичёв - Турецкий караван

Кемаль подошел к карте, показал стеком:

— Сегодня фронт растянулся от Мраморного моря до Меандра. По численности мы не уступаем грекам. Но нет пулеметов, орудий, аэропланов, транспорта, амуниции, радиостанций. У неприятеля все есть, он свободно использует промышленность всего мира. У нас — ничего. Как будем выходить из положения?

Поднял глаза хитрый Рефет. Ошеломил:

— Пусть Россия двинет свою армию. Дело в том, что первый наш противник — не грек. Победив его, мы все же не достигнем цели. Нужно победить… Англию.

«Вот тебе и на, — подумал Фрунзе. — Бредит?»

Тихим, журчащим голосом Рефет продолжал:

— Против короля оставим заслон. Главными силами нападем на Восточную Месопотамию. Вот где нужна, господин Фрунзе, помощь русской армии. Она также где-нибудь нападет…

— Вы, господин Рефет, оказывается, полноценный империалист, — тут же ответил Фрунзе. Все засмеялись, когда Абилов перевел эту фразу. — Хотите и Советскую Россию втянуть в империалистическое дело?

Рефет покорно склонил голову набок.

Февзи иронически заметил, что векиль обороны хочет превратиться в векиля расширения государства. Полковник Кязим объяснил оторванность Рефета от сути вещей — давно не был на фронте. А Кемаль проговорил так, будто Рефет отсутствовал:

— Его бессмысленные рассуждения, конечно, не могут быть приняты нами благосклонно.

С Рефетом было покончено, Февзи заговорил об источниках получения оружия — лишь Россия, судьба Турции зависит от России.

Фрунзе понял, что от французов Кемаль ничего пока не получил. Начальник кавалерии рассказал о состоянии конницы. Другой офицер назвал количество хомутов и повозок. По знаку Кемаля офицер, сидевший рядом, дал справку о запасах продовольствия, и было ясно, что в случае плохого урожая — катастрофа. Оружейник назвал, какое снаряжение дадут свои рабочие, мастерские, гильзонабивной завод; назвал, сколько в Анатолии кузнецов.

Кемаль четко повернулся к Фрунзе:

— Мы намеренно открываем тебе все тайны. Это — свидетельство полного доверия к тебе… Я назову средства, какие нам нужны для усиления и развертывания армии, для получения перевеса над противником…

Взял из папки листок, ровным глухим голосом зачел беспощадные цифры: нужны 100 000 винтовок с тысячью патронов на каждую; 600 пулеметов; 3500 автоматических ружей; 20 тяжелых гаубиц; 12 легких гаубиц; 84 полевых орудия; 120 горных орудий; 600 000 снарядов; 400 000 ручных гранат; 150 000 комплектов обмундирования для новобранцев.

Аккуратно вложил листок в папку, связал тесемки:

— На приобретение всего этого потребуется пятьдесят миллионов лир. Я открыл тебе такое, что не сообщалось депутатам Собрания, ибо многие из них — люди слабой души. Теперь ты знаешь все о нашем положении. Дадим и новые сведения. Дело обстоит так: если до весны не добудем военных средств, то придется искать выхода в дипломатии. Знаю: соглашение с Западом — кабала. Я этого не хочу. Но ситуация может оказаться сильнее нас. Я все сказал потому, что хочу быть искренним с Россией до конца. И хочу знать ее слово.

Наступила тишина. Все ожидали слова Фрунзе. Волнение мешало ему начать. Передвинул карандаш на столе. Опустил голову… Чувство симпатии к этим людям, особенно к этому сильному и, видимо, живущему на пределе напряжения человеку — Мустафе диктовало утешительный ответ, щедрое обещание. Но такое обещание Фрунзе не мог позволить себе: решит только Политбюро… Как видно, угрожающего союза между Турцией и Францией все же нет, а своевременная помощь исключит его наверняка, исключит угрозу. Помочь, помочь, во что бы то ни стало! И он поднял глаза:

— Господин маршал, господа офицеры! Мы отдаем себе отчет, что наступил критический момент — жизнь или смерть, смерть или жизнь. И верьте: в нашей восточной политике нет и не будет перемены. Симпатия к новой Турции остается непоколебимой… Недодача обещанных сумм объясняется лишь небывалым положением… Ранняя весна, засушливый май, ветры пустыни, в Саратове — температура Египта. Страну постигло библейское бедствие. Сгорел хлеб в самых плодородных областях. Пал скот. Голодает двадцать два миллиона человек — в Поволжье, Дагестане, Азербайджане, в Татарской республике, в Крыму. Люди грызут мерзлую землю, сходят с ума. Прилагаются огромные усилия — спасти людей, засеять поля. Мы пытаемся купить хлеб, если заграница нам продаст, если Антанта пропустит хлеб в Россию. Оружие, все, что возможно, передается вам и будет передаваться, коль скоро Турция продолжает справедливую войну. С деньгами же, с золотом труднее — нужно попытаться купить хлеб. Тем не менее заверяю: будет сделано все возможное. Текущей ночью, буквально через час-два отправляю через Тифлис в Москву телеграмму… Победа новой Турции поможет и нам отбиться от наступлений капитала, который каждую минуту готов вновь открыть фронт, рад нашему голоду, хочет использовать его, чтобы нас задушить.

В резиденцию Фрунзе вернулся перед рассветом. Кругом стояла тишина. Часовой у входа приветствовал молча.

В помещении запахло примусом. Ваня сказал, что сейчас будет чай. Пока что Фрунзе позвал к себе Кулагу:

— Пишите, и срочно зашифровать…

Снимая с себя папаху, ремень, шинель, Фрунзе диктовал:

— Москва… Чичерину… За истекшее время успел сориентироваться в обстановке. Имел ряд свиданий с Юсуфом и с самим Мустафой. Завязал связи с депутатами. Могу представить определенные выводы… Народ разорен, утомлен, жаждет мира, но… отчетливо сознает всю необходимость борьбы… Армия в тяжелом положении, раздета. Вооружена плохо, зимней кампании вести не может, но морально еще крепка. Запасы продовольствия в стране пока имеются, но нет транспортных средств…

Пауза. Кулага слышал только шаги. Затем:

— Условия расквартирования и продовольствия играют решающую роль в выборе операционных направлений и самого характера операций… Отношение широких масс населения к России, безусловно, благоприятное… Для решения военной задачи собственных ресурсов недостаточно. Армия может сопротивляться, но без помощи извне не в состоянии одержать решительную победу… Правительство последние два-три месяца было на распутье. С одной стороны — глубокое сознание необходимости и возможности серьезной опоры только на нас, с другой же стороны… безвыходность положения заставляла искать каких-либо иных путей… Юсуф и Мустафа заявили официально следующее…

— Дальше в кавычках? — спросил Кулага.

— Да… Заявили: «Турция базировалась и будет базироваться на Россию; в переговорах, которые имели место и, быть может, будут иметь место когда-либо, нет ничего, что повредило бы нашим отношениям с Россией; мы готовы хоть сейчас заключить с Россией договор о формальном союзе и объявить об этом перед всем светом; другой линии поведения мы себе не представляем, и этого прежде всего не понял бы наш народ…»