Яков Ильичёв - Турецкий караван

Раньше других пришел Серго Орджоникидзе. Он встретил Фрунзе, бурно веселый, с прямыми усами, сам в шинели до пят, без ремня и тоже в буденовке, Был здесь и плотный человек в кепке, в расстегнутом пальто — виднелся холщовый пиджак. Этот человек рывком крепко пожал Фрунзе руку — полы взметнулись, как крылья, — представился:

— Мравян… Люди говорят: мудрая беседа — и не будет войны. Все надеются на вашу поездку… Вы провезете в Ангору знамя мира и, как сказал поэт, станете приемным сыном Кавказа.

Явился Жлоба, бывший донецкий шахтер, командир дивизии, которая вошла в Батум, когда там уже действовали войска Карабекира.

Сели за стол, Фрунзе сказал:

— Приехал я на Кавказ и слышу только: Карабекир, Карабекир. Что за зверь такой?

— Хитрая лиса, — повертел ладонью Серго. — Все время этот паша двойную игру ведет.

— Что было с Батумом? — спросил Фрунзе.

В прошлом году, будучи у власти, тифлисские меньшевики предложили англичанам Батумскую область в аренду на пятьдесят лет. Именно такую сделку совершить поехал в Лондон Евгений Гегечкори. Но все обернулось тайным соглашением передать Батум Турции, то есть Карабекиру. Батумская газета «Эхо» уже напечатала заявление главного меньшевика Ноя Жордания: «Управление передается Турции…» Карабекир заручился согласием меньшевиков на занятие Батума, а Красной Армии предложил свою помощь наступлением с юга на меньшевиков же, оставляя за своей спиной все тот же Батум. Заявил командованию Одиннадцатой армии: «Я имею право на Батум».

Большевик Мдивани встретился с Карабекиром и немедленно шифром протелеграфировал: паша теперь отрицает, что намеревался войти в Батум, возможно на пашу повлияла наша встреча. Но уже через два дня Карабекир предложил: пусть Красная Армия вступает в Тифлис, а он, Карабекир, даст отпор англичанам, если те попытаются взять Батум. То есть, все-таки войдет в Батум.

Советский представитель в Ангоре тем временем сообщил: здесь обсуждается вопрос о наступлении на Батум: сторонники соглашения с Антантой шумят о «нескромности России, даже не уведомившей о походе Красной Армии на Грузию»; критикуют векиля иностранных дел Ахмеда Мухтара, который заявил: пусть Батум станет интернациональным. (Фрунзе сделал в блокноте пометку: «Мухтара, который представителем сейчас в Тифлисе? Посетить…»)

Меньшевики бежали к морю, в Батум. Ангора тогда не решилась порвать с Советами. Ахмед Мухтар телеграфировал в Москву, дружески просил разъяснений. Карабекир же другое телеграфировал командованию Кавфронта: Антанта грозит высадить десант, но мои войска раньше будут в Батуме.

За час до начала заключительного заседания русско-турецкой конференции в Москве Чичерин по прямому проводу информировал Серго:

— Турецкая сторона обещает настоять, чтобы войска Карабекира сейчас же ушли… В частных беседах наши говорят туркам прямо, что, если они вздумают трогать Батум, с ними будут драться… Оставление Батума в руках Карабекира сегодня сорвет подписание договора.

Серго по прямому проводу дал директиву советскому представителю при штабе Карабекира:

— Категорически заяви: Батум не уступим.

Карабекир, между тем, забегая вперед, известил: «Мною к Батуму направлены мои войска».

Серго немедленно запросил Чичерина:

— Как поступить? Мы решили двинуть с утра по шоссе к Батуму дивизию Жлобы.

Чичерин в тот же час ответил:

— С турделегацией о границе договорились… Вошел ли Карабекир в Батум или это только разговоры? Если вошел — завтра посоветуемся, решим, что делать. А к Батуму идите уже теперь.

Рассвело, зарозовели горы. Серго телеграфировал в ЦК: Карабекир, вероятно, уже занял Батум. Вышибить его можно со стороны Кобулет, пустив бронепоезд. Но это — война.

Обстановка усложнялась с каждым часом. Серго телеграфно обратился к Карабекиру: в Москве достигнуто соглашение: Батум остается за Грузией.

Карабекир хладнокровно ответил: «Не знаю. Связи с турецкой делегацией не имею».

Знал и имел! Просто хотел сорвать Московский договор. Следовало скорее добить меньшевистские войска, отступавшие к Батуму, вступить в Батум, где еще сидел Ной Жордания и торговал этим портом.

Тотчас из Москвы поступила еще телеграмма, как зафиксировал историк, о том, что «Центральный Комитет партии предлагает избегать столкновений с турками, так как мы находимся на пути к полному соглашению с ними». За нами остаются Батум, Ахалкалаки, Ахалцих, Занимайте их «совместно с турками, если это не вызовет столкновений». Ведите себя «максимально дипломатично».

И кавдивизия Жлобы двинулась.

— Форсированным маршем, по приказу товарища Серго, — сейчас же начал рассказ сам Жлоба и достал из кармана листок. — Приказ был такой: «Какие бы ни были препятствия, их надо преодолеть и в три дня быть в Батуме. Батум большой город, и там нужен ваш такт… С мусульманским населением по пути следования быть в высшей степени корректным… С турецкими войсками — как с союзниками. Жду телеграммы из Батума. Привет славной дивизии. Крепко тебя… целую…»

— Как?! — переспросил Фрунзе, усы дрогнули, засмеялся. — Именно так?

— Крепко… целую… — под общий хохот повторил Жлоба. — Вот!

— Жлоба — мой друг, — будто оправдывался весело Серго.

— Однако, — все еще улыбаясь, проговорил Фрунзе. — Продолжайте…

— Моя задача была обогнать меньшевистские войска, которые двигались тоже на Батум, не дать им завязать бой с турецкими, ведь расхлебывать эту кашу пришлось бы нам. Чтобы обогнать, мы пошли через тяжелый Годерский перевал, по глубоким снегам, во вьюге, и этот перевал мы взяли…

— Это было уже семнадцатого марта, — заметил Серго. — Договор в Москве уже подписан — Батум остается за Грузией, но Карабекир об этом в Ангору не сообщил. Более того, один из его офицеров провозгласил себя губернатором Батума, издал даже указ о его присоединении к Турции.

— Спускаясь с перевала, мы встретились с турецким разъездом, — продолжал Жлоба. — Офицер потребовал от нас остановиться. Мол, Московский договор отменен, есть новое соглашение. Я этому не поверил, по проводу запросил Серго, а он — одно: войди в Батум, даже если там уже турки; отвечай, что выполняешь приказ. Где находиться войскам, об этом пусть Карабекир сам договаривается с командующим товарищем Геккером. Так я и ответил: «Военный… выполняю приказ… буду двигаться вперед. Мое личное почтение вашему командованию». А в городе уже бой между турками и возникшим ревкомом. Меньшевистские же шляпы ночью сели на пароход, чтобы бежать дальше. Какие грузинские части перешли на сторону ревкома, какие сами по себе, но все в бою. Как бы и моей дивизии не ввязаться… Ведь турки подтянули из окрестностей резерв и теснят. Об этом мне доложили мои разведчики. Возле самого Батума задержать нас пытался турецкий полковник, грозен, кипит: «Никакого движения в город! Имеем договор с грузинами. Еще шаг, и я остановлю вас силой оружия». Я отвечал: «Выполняю приказ. Как красный командир, к вам не питаю вражды. Но в Батуме еще мечется контра, я спешу туда для расчета с ней, надеюсь на ваше содействие». Все! Я подтянул свою кавалерию. Так что девятнадцатого марта в семнадцать часов — солнце еще было высоко — рванулись в город. Там все еще бой. Видим бегущих турок, среди них — раненые. «С кем, с кем деретесь, аскеры?» — «С французами, англичанами и грузинами, — отвечают. — Крейсеры бомбардируют город». Значит, Карабекир обманывал их, аскеры не хотели воевать против Красной Армии. Я вошел с юго-востока, где турецкие тылы. Конники аккуратно заняли порт. Тут миноносец под французским флагом долбанул из орудий по ревкомовскому полку товарища Золотова. Но последовал дружный натиск двух батальонов этого полка, и в Барцханах взяли турок в плен вместе со штабом. Приход нашей дивизии сделал свое дело. Забрали казармы форта, и стрельба вроде стихла. Я выслал парламентеров. Войска ревкома почувствовали, что вопрос решен, и бой в городе затих. Тут Карабекир поставил мне ультиматум — удалиться: мол, турецкие войска первые заняли город. Я ответил Карабекиру письмом — разрешите лично с вами познакомиться. Свидание состоялось. Я рассказал Карабекиру о подходе больших сил Красной Армии, но что я полон дружеских чувств и поэтому не использую благоприятную обстановку против турецких войск. Ему пришлось угостить меня кофием…