Яков Ильичёв - Турецкий караван

Кулага смотрел в беленый потолок:

— Мы не виноваты в том, что после дня наступает ночь.

— Но она наступила. Сейчас снова день. Предоставляется возможность познакомиться со всеми вами. Есть возможность.

Мутесариф еще долго говорил о возможностях и знакомстве.

— Болтовней и рот затыкают! Не с этой ли целью ты так много ни о чем говоришь? — сказал Кемик по-турецки, а Кулаге перевел на русский.

— Кемик, переведите ему следующее, — приказал Кулага. — Господин мутесариф, я согласен с замечанием моего товарища. Прощайте. Нам пора ехать…

«Стать на свою дорогу…» — закончил перевод Кемик.

Кулаки отчаянно сжались.

— Ехать нельзя… В этом все дело! Нельзя ехать, поэтому можно и поболтать. Для вашей же пользы.

Кулага проговорил значительно, неторопливо:

— Но прежде скажите: что значит «ехать нельзя»?

Кулаки разжались.

— Шоссейная администрация предупреждает: бандиты… Передайте господину послу…

— Товарища посла охраняет специальный взвод. Посол говорит: приготовим оружие и поедем.

Мутесариф не отводил от Кулаги глаз, чем-то крайне обеспокоенный или озадаченный — не понять.

— Есть… известное указание — подождать… Не спешите. Конец поспешного дела — сожаление…

…Назревало неладное. Кемик, однако, чувствовал себя превосходно: Кулага сказал о нем «мой товарищ». Плечом к плечу они шли через площадь.

У себя в номере Фрунзе выслушал советников. Дежнов предполагал, что в самом деле поступило новое распоряжение руководящего центра. Андерс решительно забасил:

— Одно из двух: либо в Ангоре переворот, либо…

— Зачем вам обязательно переворот? — перебил Фрунзе. — То Нацаренус твердил о перевороте, теперь вы. Возможна тысяча других причин… Кругом столько князьков, мало считающихся с центром.

Фрунзе навалился грудью на стол с развернутой картой:

— Мутесариф, конечно, получил чье-то указание. Чье? Оппозиция разноголоса, влияние феодалов на местах значительно, — надо считаться с возможностью, что указание это идет вовсе не от коминдела в Ангоре.

— Да, от коминдела — это было бы крайностью, — согласился Дежнов. — По-видимому, кому-то нужно, чтобы мы сидели в Чоруме, вот и все.

— А может быть, мутесариф не столько подчиняется трусливо какому-то влиятельному лицу, сколько самочинствует. И плевать на него! — сказал Андерс.

— Пусть так, — поднялся Фрунзе. — И поэтому, не задерживаясь, едем дальше. Фома Игнатьевич, какую-нибудь бумагу показывал вам мутесариф? Нет! Если он попал под чью-то руку, то будет рад, когда мы сбежим, — догонять нас не будет. Бандитов, пожалуй, он придумал…

Без стука в номер вошел Ваня:

— Сейчас сам видел: торговые караваны двинулись. Как раз на Ангору. С мануфактурой, керосином и табаком.

— А как пошли — не через Аладжу?

Арабаджи говорили, что Аладжинская дорога хотя и длиннее другой — триста верст, но лучше. Караванщики же предпочитали путь через Сунгурлу, пусть плохой, зато почти вдвое короче. Фрунзе сказал:

— Фома Игнатьевич, сходите, пожалуйста, еще раз к мутесарифу, спросите: как Аладжинское шоссе — тоже угрожаемое? Мне кажется, он выпустит нас на Аладжу — лишних двое суток в пути.

Кулага пошел и скоро вернулся. Да, Аладжа мутесарифу больше понравилась, обещал: «Аллах пожелает, со временем поедете…» Фрунзе сказал:

— Сегодня подготовимся, а завтра на рассвете все же в путь.

Ваня вышел было и вдруг вернулся с сообщением: сам мутесариф шагает большими шагами через площадь к караван-сараю! Ваня был склонен поверить мутесарифу — бандиты. Война, гуляют турецкие Махно. Из-за украинского даже в Харькове на улицах было опасно — налеты, наскоки и разведчиков и групп. Незадолго до отъезда Ваня по вызову явился в штаб, а командующий дал ему наган и попросил проводить домой через сад машинистку штаба Зину.

Фрунзе встретил мутесарифа у двери. Чувствовалось, что начальник чем-то совсем расстроен. Сел в кресло, распустил пальцы:

— Умоляю вас… Чтобы нам всем не волноваться. Этот район! Этот треугольник, Чорум — Иозгат — Токат, очень опасен! Здесь был мятеж против уважаемого Гази, прежний ангорский вали сделал Чорум опорным пунктом!

Фрунзе охотно слушал этот явно отвлекающий рассказ.

— Кемаль-паша направил сюда корпус и Кавказскую дивизию… Доставили старого вали в Сивас… Из жалости Гази не наказал его, дал полезные советы, предупредил и выслал… Пригласил и тогдашнего мутесарифа, наставили его на путь истинный. Я, раб ваш, заменил его на посту. Но преступный заговор еще дышит! Опасно…

— Однако идут караваны с табаком…

— Нет, нет, прошу вас. Я окажусь в тяжелом положении! Был мятеж… Начали в деревне Каман. Во главе с одним почтальоном и черкесом. Собрали отряды… Захватили врасплох солдат в Чамлыбель. Нагло действовали, захватили город Зиле. Целый город! Шайки из рода Чопаноглу, шайки Айнаджиоглу, еще и еще! Третий корпус не справился, из Эскишехира и Болу подтянулись летучие колонны. Как будто разогнали бандитов, но они есть, ждут: может… не станет Кемаля. Не только ждут — нападают! Пожалуйста, нельзя ехать!

— Есть официальное предписание? Телеграмма?

— Да… Нет! Впрочем…

Фрунзе твердо сказал:

— К сожалению, утром нам придется выступить…

Мутесариф всплеснул руками.

Утром… А сейчас надо разыскать старосту каравана. Арабаджи ночевали в караван-сарае на окраине Чорума. Ваня и Кемик перешли площадь, гостиница скрылась за холмом, но можно было сориентироваться по минаретам, хотя днем не видно было света лампад, — ярко белели головки.

На базаре слышны и глухие слитные крики, и отдельные голоса. Чернеют дыры входов и лавки торговцев и ремесленников. Но базар тихий, торговля больше оптовая. Навалом пухлые мешки, на них сидит караванщик. Кемик спросил: что привез? Шерсть. Откуда? Из Сунгурлу.

Поравнялись с последней в обозе арбой, груз укрыт. Аробщик кормил буйволов. Привез пшеницу. Тоже из Сунгурлу. Был большой урожай.

— Как дорога? — спросил Кемик.

— Была дорога. Теперь грязь. Повозка не пройдет.

«Хорошо, что Фрунзе подумал об Аладже!»

У стены сидел на земле старик с глиняным горшочком в руках. В нем будто желтый порошок.

— Ата, шафран? — спросил Кемик.

— Шафран. Сушеный. Купи. Цветок хорошо измельчен. Женщина положит в печенье.

Кемик вспомнил армянское солнечное с краснотцой поле шафрана. Рыльца желтых цветков обрывали и сушили. С большого поля получали горсть шафрана. Мать любила его запах.

— Жена, мать есть? Купи!

— Никого нет, ата, ни матери, ни жены…

— Сестра есть?

Кемик вздрогнул.

— Ищу ее…

— Купи шафран, — сказал старик. — Найдешь.

«Если не куплю, то не найду».