Яков Ильичёв - Сиваш

Олег удивленно раскрыл глаза.

— Вот как! Это правда? Значит, большевики приглашают воевать вместе? Черт возьми, никуда не денешься от этих большевиков. Честное слово, я бы согласился, лишь бы генералу морду набить. Этакое, знаешь, временное соглашение.

Кадилов поморщился:

— Орлов гордый человек, не согласится.

— Напрасно, ей-ей! Дали бы генералу по башке…

— Что ты понимаешь! — Кадилов пожал плечами.

— Только в таких людях, честных, спасение — вот что понимаю! — Олег сдвинул брови. — Мне нравится этот Орлов, честное слово. Где он сейчас?

— С полком своим, с пулеметами и орудиями, с обозами ушел из Симферополя через горы в Ялту. Оттуда генерал Покровский сегодня сообщил, что в ресторанах, кафе, на набережных — сотни офицеров-бездельников в английских шинелях. Покровский устроил облаву, мобилизовал двести человек, но все они предались Орлову… Между прочим, полковник Протопопов из Алушты тайно шлет Орлову формирования…

Олег совсем развеселился.

— Ты видишь? Сергей, и мы с тобой перейдем к Орлову.

Кадилов рассмеялся:

— Чудак! Запомни, Оля, все они — мертвецы. Будь осторожен, не болтай, не шуми…

— А я не боюсь, плевал на твоего Слащева, — нарочно громко сказал Олег. — Подожди-ка, еще придумаю кое-что. Нет! Я уже придумал: Слащеву фигу покажу…

— В кармане, знаю тебя…

— Нет, дай-ка мне бумаги и чернил…

— Не дури, хватит. Я все сказал, ложусь спать — устал, как сто тысяч псов.

Кадилов лег на полку и сразу заснул. Олег сел ближе к электрической лампочке, раскрыл тетрадь, взял карандаш… Получилось короткое, но пламенное письмо. Олег писал капитану Орлову, что готов служить ему. Пусть прикажет — и он, подпоручик Захаров, если на то пошло, казнит сумасшедшего генерала, на глазах у штаба застрелит.

В конце концов что-то надо делать: жизнь или смерть. Но что, что делать? Это письмо действительно фига в кармане. Но что другое можно сделать? Пусть хоть это.

Осторожно вырвал листок, вчетверо сложенный, спрятал в карманчик на груди.

Вернее было бы просто бежать к Орлову в Ялту, но не хватало духу. Если бы вместе с Кадиловым… Письмо все же хранилось в карманчике на груди, может быть, наивное, но… необходимое Олегу.

Побывав на позициях и вернувшись через две недели, Олег стоял перед Слащевым, докладывал, чувствовал, как сердце напряженно, отчаянно ударяет в сложенный листок. Почудилось, что, когда отдавал честь, в нагрудном карманчике хрустнула бумага, генерал даже прислушался…

Приведя в порядок инженерные бумаги, Олег направился в жилой вагон обедать, на платформе смотрел, не идет ли Кадилов: вестовой приносил на двоих. Мартовское яркое солнце нагрело крышу вагона. Вестовой открыл окно, весенний степной воздух холодил щеки и лоб.

Обычно за обедом Кадилов живо, подробно рассказывал новости из вагона генерала. На этот раз Олег не дал ему и рта раскрыть, решительно выслал из вагона вестового, не без торжественности предложил Кадилову бежать к Орлову и рассказал про свое письмо; попросил помочь передать…

Кадилов выкатил глаза, схватился за голову.

— С ума сошел! Ну, знаешь ли, Оля! Сейчас же сожги эту глупость! — Кадилов выхватил и чиркнул зажигалку. — Давай сюда! Орлову не нужно твоего дурацкого письма.

— Нет, нет, подожди, — сказал Олег и не отдал письма.

Между тем Кадилов сообщил, что Орлов уже помирился с Яшей.

Вчера Кадилов от имени генерала послал телеграмму в Алушту, пригласил в Джанкой полковника Протопопова, сподвижника Орлова. Протопопов пытался бежать, но подчиненные перехватили его и привезли сюда. Орловцы идут на мировую с генералом. Яша стал действовать хитростью. Приезжал адъютант от Деникина из Новороссийска. В орловское дело вмешался и деникинский штаб. Обласкали капитана, два штаба уговаривали — и доконали. Подчинившись Слащеву, Орлов со своим полком сегодня утром выступил из Ялты, идет по дороге на Симферополь. Полку приказано ехать сюда, в Джанкой, и дальше спешно следовать на позиции. Завтра Олег увидит орловский полк, убедится.

Олег не хотел верить этому, смущенно бормотал:

— Что ж это он… Видимо, неправда это…

Но действительно, утром из Симферополя прибыл эшелон. За пассажирскими вагонами на платформах орудия, повозки, имущество, лошади. Это прибыл полк капитана Орлова. Все говорили об Орлове, хотя сам он не показывался, в штабной вагон к Слащеву не ходил… Полк такой же, как и все полки. Выгрузился, съел суп и кашу с мясом и сейчас же, пешим порядком, отправился на Перекоп. Письмо в карманчике мешало Олегу. Но теперь уже из упрямства, капризничая, сохранял его. С этим письмом в карманчике он чувствовал себя самостоятельным и смелым… Проводив глазами уходящую колонну орловцев, Олег сказал Кадилову:

— Дня три еще подержу письмо. Обещаю — не более трех суток. Бог троицу любит…

Будто знал Олег, что ненадолго помирились Орлов И Слащев, всего лишь на несколько часов.

Капитан Орлов с полком дошел до Воинки — недалеко от Юшуни, от фронта. Оттуда вдруг телеграмма… Кадилов тотчас принес ее генералу Слащеву. Орлов требовал прекратить расследование по поводу истраченных им казенных сумм. Через три минуты после получения телеграммы последовал слащевский приказ Орлову: сдать полк командиру пехотной дивизии в Воинке и явиться в Джанкой, в штаб корпуса.

— Вот как повернулось, Оля, — в некоторой растерянности шептал Кадилов вечером в вагоне. — Только что получили сообщение от командира дивизии из Воинки: Орлов ушел… Яша в бешенстве. Чуть ли не стукался головой об стенку. Послал летчиков сверху следить за полком…

Два месяца назад, зимой, стремительно отъехав от привокзальной площади с повешенными в Джанкое, Матвей попал на самую короткую дорогу к Перекопу и Сивашу. Домой, домой, скорее на свою сторону, пока не придвинулся фронт и дорога еще открыта. Возможно, красные уже вошли в Крым и идут навстречу. Это хорошо. Но если они остановились на Сиваше, то беда — домой не попасть. Гнал коней, пар валил от них, кнут растрепал, на мерзлых буграх порастряс всю солому из брички — скакал как на пожар. Но вот, замучив животных, влетел на базарную площадь в Армянске. Поздно! Белые отряды на шляху, никого не пускают за вал… Там стрельба… Хоть рычи, хоть камень грызи — в двух шагах своя хата, но не попасть в нее. Опять дочки остались одни, теперь и без лошади, и без брички.

Не один он — человек пятьдесят мужиков-возчиков мотались с подводами по городу. Иные, остановившись, разводили руками. Рванулись было в сторону берега — подождать на хуторах пути по сивашскому дну, но налетели с плетками, с карабинами верхоконные:

— А ну, дубье, поезжай за нами!

Всех угнали на военные перевозки.