Константин Еремеев - Озеро шумит. Рассказы карело-финских писателей

Старик отложил сети и встал. Сунул сберкнижку в карман и надел парусиновый плащ.

— Пойдем-ка, Мусти, в поселок, — сказал он, — нечего нам тут делать. А завтра придем за пожитками. Ну, вставай.

На болоте было темно, так темно, что старик сперва ничего не видел. Ноги сами нащупывали глубоко увязшие бревна.

Мокрый и грязный, прошел он, наконец, болото. Остановился, чтобы подождать Мусти, окликнул его в темноте.

Потом повернулся к поселку, где ярко сверкали огни. Опять послышались отдаленные взрывы со стороны Хийсикаллио. Это строители разгоняли тамошних чертей.

Стало легче идти, старик ускорил шаги.

А озеро шумит и шумит…

1956 г.

Родился в 1915 году в г. Тампере (Финляндия). После окончания народной школы был чернорабочим, а в середине пятидесятых годов приехал в СССР, в Карелию.

Печататься начал с 1955 года. Первая повесть «Тауно» опубликована в журнале «Пуналиппу», а затем в переводе на русский язык в журнале «На рубеже» («Север»). В 1963 году на финском языке издан отдельной книгой роман «Всходы будущего» и в переводе на русский язык — в 1964 году. В журнале «Пуналиппу» недавно напечатан новый роман «Ураган свинца на перешейке» и вышел отдельной книгой роман «Земле нужен хозяин» (1968 г.).

В дымном бараке лесорубов Нику Хански укладывал свою котомку. Просматривал и вертел на свету свое добро: брать ли с собой или оставить. Большую часть оставил. Все было негодным барахлом. Зачем его тащить на юг. Особенно теперь, когда есть на что жить. Ведь Нику получил наследство, получил нежданно-негаданно. Старуха тетка, которую он и не знал, ушла в мир иной, оставив все свое движимое и недвижимое сыну брата — Нику. Так было написано, если верить печатям и каракулям на официальной бумаге, которая пришла сегодня вечером. Как бы там ни было, а бумага все же вызвала приятное чувство. Кто знает, что входит в это «движимое и недвижимое»? Может быть, усадьбы и банковские счета? Что-то там было: ведь иначе не стали бы сочинять извещение, попусту разыскивать человека в далеком Каину. Для верности надо было прочитать бумагу еще раз. Но она от этого не изменилась и понятнее не стала. Бумага как бумага, даже напечатана на машинке.

Только странно, как это старуха Венла все оставила именно ему, Нику, сплавщику леса и бродяге, которого она никогда в жизни не видела, разве что когда он был от горшка два вершка и ходил в холщовых штанах. Как ни пытался Нику отыскать в укромных уголках своей памяти хоть какой-то образ тетушки, все зря. Тетя Венла так и осталась для него далеким призраком. Больше того, она теперь отбыла совсем далеко, нечего было и искать ее. Пусть себе играет на райской арфе.

Нику завязал котомку и укоротил лямки. Котомка была тощей и морщинистой. Много ли добра у босяка! Но Ника ощущал себя уже не тем, чем был раньше. Как-никак в кармане у него бумага, которая перевернула все вверх дном. Одно то, что она у него есть, настроило его на необычный лад. Нику поймал себя на мысли, что делает подсчеты и строит планы, как применить денежки и как их умножить. Надо бы заставить их рожать новенькие, хрустящие ассигнации. Он уже с недоверием поглядывал на приятелей по бараку, будто боялся, что они накинутся на его добро. К счастью, им не было известно, что в извещении. Кто знает, как бы они поступили. Наверняка потребовали бы хорошую отвальную или хотя бы подарков. Босяк любит тратить деньги, когда подвернется такая возможность. Для него деньги не родня: приходят к нему с трудом, а уходят молниеносно, только дразня его. С Нику произошло иначе: деньги пришли к нему, можно сказать, галопом. И надо было последить за тем, чтобы они не ушли рысью. Не зря же говорится: что с песней приходит, уходит со свистом.

Нику забросил котомку за плечо и двинулся в путь. Сказал, что сходит в город. От предложенных денег, чтобы принести на них «крепенького», отказался, пробормотав, что, мол, столько-то и у самого найдется…

Ему было немного грустно. Но грусть бродяг и проходит скоро. А он-то как раз был на пути к тому, чтобы искоренить в себе остатки босячества, превратиться в богача-толстосума.

Вот какие удивительные мысли вызвало в нем наследство. Сказать по правде, то были опасные симптомы. У него появилось желание выпятить грудь вперед и солидно кашлянуть, как это делает настоящий богач.

Путь на юг казался длинным, бесконечным. Но Нику улыбался, предаваясь своим мечтам. Пришло на ум, что он все же устроит веселый праздник для своих приятелей по бараку. Ведь они, хоть и босяки, а настоящие друзья. Или созовет их в дом, доставшийся по наследству, на новоселье. Зачем ему скрываться… А то замучит совесть, что забыл своих товарищей, как только разбогател.

Погруженный в свои размышления, Нику вошел в контору судьи, чье имя было на извещении. Судья держался по-простецки. Он говорил о погоде, лишь изредка касаясь сути дела. Удостоверился, что Нику действительно племянник старухи Венла, то есть наследник, и, наконец, стал читать завещание. Вначале в нем не было ничего особенного, то же, что и в извещении, только изложено было более пространно и подробно. Вдруг Нику так и раскрыл рот. Оказалось, что он унаследовал также и кошку! Старого Микки, судя по кличке, здоровенного котищу! Но что там говорится о коте? Непременным условием для получения наследства было то, что Нику будет содержать Микки до его естественной смерти. Судья особо подчеркнул слово «естественной», посмотрел на Нику, как бы желая удостовериться, правильно ли тот понял. Почувствовав, однако, что дополнительное разъяснение необходимо, сказал:

— Имеется в виду, что кот не должен умереть от яда, от молотка или от заряда дроби. Господин Хански, вы, конечно, поняли, ха-ха!

Конечно же, Нику понял это сразу, сообразив, что, собственно, наследник-то не он, а этот чертов котище! Именно он будет хозяином до самой своей смерти. А ведь кошки живучи, как бесы, замучаешься, ухаживая за котом столько лет. Эту животину пришлось бы стеречь и беречь, как свой глаз, чтобы кот не подох насильственной смертью. Чего доброго еще попадет под машину, или разорвут собаки, или прикончат мальчишки? Мало ли что может с ним случиться!

Судью разбирал смех, он прекрасно понимал душевное состояние Нику. Он объяснил, что о таких случаях ничего не говорится в завещании. Наследуемый дом находится в километре от шоссе, поблизости нет ни мальчишек, ни собак. Ближайшая единственная соседка — и та живет за километр от дома. Это одинокая старушка, которая, между прочим, будет следить за тем, чтобы Нику в точности выполнял условия завещания. Если же условия будут нарушены, завещание теряет силу, другими словами, Нику останется тем, кем и был.