Лариса Исарова - Крепостная идиллия. Любовь Антихриста

Монс сам казался ей похожим на такого рыцаря. От него всегда пахло, как от зеленеющей сосны, с ним, казалось, врывалась в ее покои свежесть соленого морского ветра. Впрочем, она знала, что Монс моря избегает и вообще побаивается воды. Будто бы еще в детстве ему было предсказано, что примет он смерть в волнах…

Екатерина сама не заметила, как затеяла с камергером странную игру: посылала ему многозначительные взгляды, задумчиво вздыхала, проявляла чрезмерное внимание к его делам. И тут же могла резко одернуть, принять грозный вид повелительницы, чтобы полюбоваться его смущением, неловкостью, растерянностью. Она говорила с Монсом низким бархатным голосом, а он багровел, переминался с ноги на ногу и бешено комкал платок.

У Монса были необыкновенно прозрачные глаза, как вода в бегущем ручье, детские, открытые, но по ним никогда она не могла прочесть его мысли. Взгляд камергера ускользал, дробился от света, и это ее часто раздражало, вызывало иногда растерянность, сомнение в себе, своей женской силе и власти…

Екатерина играла с ним, как с мышонком, эта игра ее возбуждала, и она, входя в залы, тут же выискивала взглядом его низко склоненную голову в аккуратном блестящем парике. Тотчас кровь начинала быстрее бежать по жилам императрицы, настроение улучшалось, она улыбалась, и милости ее сыпались горстями кому попало.

Придворные наблюдали за всем этим с нарастающим удивлением.

А ночью, мучаясь бессонницей, она, лежа в широкой холодной постели под балдахином, вспоминала светлые волоски на загорелой крепкой руке Монса, его худощавую фигуру, его летящий шаг. Иногда ей до боли в сердце хотелось, чтобы он забыл почтительность, сжал ее в объятьях. Ей так хотелось тепла, хотелось любви, которой уже не получала от мужа…

Петр не собирался с ней расставаться, несмотря на попытки господаря Кантемира развести их и усадить на трон Марию, девицу образованную и высокомерную. Муж по-прежнему заботился о ней: продумывал маршруты ее поездок, часто дарил подарки, выписывал из-за границы все, о чем она просила. С недавней пьяной «кумпанией» — о чем Екатерина давно мечтала — он почти не общался…

Когда-то давно Петр поднял кубок, чтобы вся их «кумпания» оставалась такой же спаянной, как браслет на руке Алексашки. По одной версии, этот древний браслет из одиннадцати толстых бляшек, скрепленных кольцами, достался Меншикову в дар от жителей Курляндии, по другой — он его просто где-то прикарманил.

А как начали впадать в опалу соратники, как полетели головы Кикина, Гагарина, все чаще с бешенством поглядывал государь на руку Меншикова — особливо же после приговора Шафирову. А императрица считала, кто остался в живых из давней «кумпании». Выходило, что остался последний — Алексашка…

И наконец наступила ночь, когда Петр захохотал, сорвал, поднатужившись с руки пьяного Меншикова проклятый браслет, поднес близко к выпуклым, в красных прожилках, потускневшим глазам и пробежал по бляшкам пальцами, точно считая про себя. И поймал ее взгляд. Они долго смотрели друг на друга, понимая без слов, потом его губы жалко дрогнули под густыми, чуть поседевшими усами. Он покачал головой, сморщился. Екатерина потянула его за рукав; она испытывала к нему в этот момент щемящую жалость.

— Поедем домой, батюшка, пора отдохнуть…

Император подчинился ей как ребенок, сел в лодку, сгорбился, накрылся плащом. А на середине Невы-реки, утренне-серой, замершей, вдруг встал во весь огромный рост, выпрямился и сказал, почти прошептал с тоской безнадежности:

— Все, Катеринушка, доигрался до донышка…

Она не поняла его, тогда он размахнулся и швырнул проклятый браслет в реку, а потом долго всматривался в равнодушную молчаливую воду, точно ждал какого-то знака…

Во время допроса 14 июля 1718 года арестованного за клевету голландского резидента в Петербурге де Бово ему был задан вопрос:

— На каком основании мог ты передавать, как будто ведутся переговоры о браке между царевной, дочерью Его величества и герцогом Голштинским, причем будто бы царица настаивала на этом браке перед царем, имея в виду приготовить себе убежище на случай необходимости, как о том выражено в письме.

Ответ был откровенен:

— Мне казалось правдоподобным, что Ее величество царица не будет противиться браку Ее высочества царевны Анны с герцогом Голштинским, и сознаюсь еще раз, имел слабость опасаться того случая, что царевичу Алексею удастся выполнить свои пагубные намерения или же, чего Боже сохрани, внезапно бы скончался Его величество император Петр.

Уже в 1718 году многим было ясно, как шатко положение императрицы, как сплоченно ведут себя ее враги. Неудивительно, что неглупая женщина стала обеспечивать себе будущую безопасность и финансовую независимость.

О том, что она приняла крупный подарок от родственников князя Гагарина, Петру стало известно во время суда над именитым взяточником. Императрица активно воздействовала на одного из судей — князя Волконского, чтобы тот замял дело. Петр приговорил неправедного судью к казни, заявив: «Если бы сразу сказал правду, я бы ее поучил, как муж, а тебя теперь повешу».

В мемуарах одного из дипломатов упоминается, что императрица стала откладывать капиталы за границей на чужое имя. В 1717 году французский резидент де Лави писал: «Его царское величество сам неожиданно арестовал в Амстердаме г. Соловьева и все его счетные книги и выслал его в Петербург под конвоем г. Нарышкина и 25 солдат прусской королевской гвардии; в упомянутых книгах оказалось пять миллионов, похищенных у царя три или четыре года назад, и около тридцати миллионов, которые под именем этого человека были положены некоторыми сановниками в Амстердамский банк…» Не было ли среди тех миллионов денег Екатерины?

Екатерина знала судьбу многих жен коронованных особ. Вокруг них всегда шевелился клубок завистниц, умевших обелить виновного и столкнуть с дороги неподкупного. Со смертью мужей они либо впадали в ничтожество, как Марфа, вдова царя Федора Романова, предшественника Петра на троне, либо теряли свободу, а иногда и жизнь. В монастыре находилась Евдокия, первая жена императора. Екатерина не думала о захвате власти, но вовсю старалась обезопасить свою жизнь. Кто вступит на трон в случае смерти Петра? Этот вопрос не мог не занимать ее ум.

Петр тяжело переживал смерть маленьких сыновей; он уже потерял надежду на появление нового здорового наследника. На дочерей император не надеялся. А во внуке он видел умерщвленного сына — не верил император в доброе семя Лопухиных.

Всю жизнь он старался постичь, приручить, привязать людей, но в душе презирал их, потому что даже самые близкие не ощущали того нетерпения, что пылало в его сердце смолоду. С годами все чаще император испытывал отвращение к недавним друзьям и сподвижникам, к их мелкому предательству, доносам друг на друга. Он оставался одиноким. Кровавые суды чернили его душу, изъедали язвами сомнений и неверия, страхом и отчаянием. Он шел по жизни все равнодушней, видя, как у самых близких высокие чувства сменяются ничтожными, низменными.