Лариса Исарова - Задача со многими неизвестными

— Клава, ты мне нужна…

— Ах, опять пристаешь! Девоньки, — она повернулась ко мне спиной. — У него брюки клеш с цепочками.

— А звоночков там нет?

— Отстань!

— Клава!

— Я тебя укушу, — она щелкает зубами, но отходит со мной в сторону.

— Клава, все говорят, что у тебя литературный талант… — Я стараюсь почтительно смотреть на свою жертву. — Ты, Клаша, можешь вырасти и стать как, как… — мучительно перебираю в уме всех литературных знаменитостей: — как Ираклий Андроников.

На лице жертвы легкая заинтересованность:

— Да? Но он некрасивый…

— Ну, значит, ты будешь похожа на Евтушенко…

Ага! Кажется, удалось соблазнение! Я пленительно улыбаюсь.

— А талант надо развивать. Вот тебе в нашем журнале и практика, ты сможешь с ним пойти прямо на факультет журналистики…

— Серьезно?

— Уверена. Тебя примут без экзамена…

— Ладно, так и быть, ради тебя… — красавица небрежно похлопала меня по плечу. — Строк пятнадцать в стихах, хорошо?

Я соглашаюсь, на безрыбье…

Итак: II. Лесть — непобедимое оружие в борьбе за начинающих писателей».

И заканчивался ее опус рисунком раскрытой ладони, в которую падают заметки наших учеников.

Журнал произвел огромное впечатление. Его носили из класса в класс, читали вслух, но Наталья Георгиевна потребовала немедленно сдать его к ней в кабинет. Она заявила, что хотя не все в нем политически выдержанно, но его можно показывать комиссиям, как итог внеклассной работы школы.

Сияли и Ланщиков, и Ветрова, и Чагова, сиял Лисицын, сдавший забавную заметку — рецензию на книгу Пальмана «Красное и зеленое».

«Итак, Ильин бежал. …И вот, наконец, долгожданная вода. Ильин бросился к воде и, жадно припав, стал пить… Вдруг он почувствовал на себе чей-то взгляд. Он резко обернулся и увидел…»

Что он увидел, вы прочитаете в книге, я вам скажу по секрету, кого он там увидел: мальчишку, который пристально смотрел на него».

Скромно улыбалась и Горошек, написавшая о своей бабушке, когда я дала тему сочинения «Лучший человек в моей жизни». Даже Медовкин был доволен, его сочинение «Лицо — зеркало души» заняло одно из центральных мест журнала.

Но Пушкин участвовать в нем отказался, и энтузиазм Примак угас. Следующий номер вышел только через полгода и уже никого особо не обрадовал.

«Дорога ложка к обеду!» — укоризненно сказала Ветрова, любительница поговорок, но Примак не обратила на это уже внимания. Ведь ее сочинение о собаке, помещенное в этом номере, было признано лучшим материалом журнала.

«Однажды мой брат принес найденного на пустыре щенка. Он лежал у Саши на ладони и, старчески тряся головой, плакал. Было страшно смотреть на это маленькое существо, так безутешно оплакивавшее разлуку с матерью. Мы быстро его выкупали, укутали в бабушкину пуховую шаль, напоили теплым молоком и назвали Найденышем.

Щенок быстро к нам привык, стал толстеть и скоро превратился в самую настоящую овчарку, темно-серую, с черными, как сливы, глазами. С нами Найденка была веселым и общительным созданием, но стоило появиться кому-нибудь постороннему, как красавица овчарка, пугливо вздрагивая всем телом, пряталась под кровать.

Мы с братом много возились с Найденной, водили по людным улицам, бывали с ней на собачьих соревнованиях, но овчарка наша боялась абсолютно всего и всех. Она шарахалась от автобуса и убегала от протянутых рук малышей.

Однажды к нам зашел сосед, столяр дядя Женя, овчарка спряталась под кровать. Он решил отучить ее от «интеллигентных» привычек: бесцеремонно вытащил ее за хвост и, обзывая гадиной, несколько раз ударил.

И вдруг Найденка, поджав хвост, стала лизать руки нашего соседа.

С этого дня овчарка перестала нас слушаться, не отзывалась на ласку, и только когда брат, потеряв терпение, на нее замахнулся, она подбежала и стала лизать ботинки брата.

Оживлялась Найденка лишь, когда к нам заходил дядя Женя. Видно, только в нем она чувствовала настоящего хозяина с твердой рукой.

А дядя Женя хвалил «симпатичного песика» и все чаще не на шутку поколачивал его. Когда я заступилась за Найденку, собака, сощурив глаза, начала глухо рычать на меня. Дядя Женя уговорил нас отдать пса ему.

Прошло три года. Мы переехали из этого дома.

Однажды на улице я увидела собаку. Ободранная, с перебитой лапой, она лежала в луже и плакала. Из черных круглых глаз катились круглые слезы — это была Найденка. Она плакала, как и пять лет назад, старчески тряся головой, плакала над неудавшейся, наверное, жизнью. Из магазина вышел пьяный дядя Женя. Проходя мимо собаки, он сильно ударил ее ногой, и собака, робко поджав хвост, поползла за своим хозяином».

Это сочинение вызвало в классе настоящую дискуссию.

Собак любили многие, но только у некоторых счастливцев они были в доме: родители берегли новые квартиры от животных и грязи.

Мы остались после уроков, я выслушала много историй о собаках, а потом Саша Пушкин пошел домой с Зоей Примак.

Во всяком случае, именно с этих пор я стала встречать их иногда на улице. Пушкин чаще всего молчал, поглядывая туманно из-под нависших бровей, Зоя Примак что-то оживленно рассказывала, острила, снизу вверх заглядывая в его лицо.

Ее сочинения тоже стали остроумными. Мне понравилась ее работа «Мои увлечения».

«Очень часто так случается, что несколько человек охвачены повально одним увлечением. Особенно часто это случается с родителями. Они почему-то вдруг начинают мечтать куда-нибудь засунуть своих детей: в кружок, Дом культуры или в бассейн.

Такой лихорадкой однажды заболели и мои родители. Узнав, что в детском саду большая часть ребят занимается музыкой, они решили и меня сделать пианисткой. Мучили целых три года, а потом к их беспредельному изумлению оказалось, что у меня нет слуха, никакого, ни капли.

Из моих личных увлечений у меня до сих пор всерьез было только одно — литература. Моя мама — библиотекарь, и когда она увидела, что я не очень люблю читать, она стала подсовывать мне самые интересные детские книжки, ну и постепенно отравила меня этой страстью.

Больше всего я люблю читать детективную литературу, но не дешевку. Мне нравится Конан-Дойль, Агата Кристи, Сименон. Он мой любимый писатель. Интересно развитие действия, завидуешь Мегрэ, а ночью мне иногда снятся красочные сны, где он — главный герой.

Приключенческую литературу я тоже люблю, но она опаснее детективной, она делает человека романтиком, заставляя мечтать о путешествиях, об удивительных экспедициях, то есть отрывает от нашей грешной земли.

А серьезная литература, классика, помогает мне разбираться в людях. И чтобы написать, какое она оказывает на меня влияние, не хватит обязательных двух листов».