Ким Сын Ок - Зарисовки ночной жизни

Она смотрела, как снежинки, ударившись об окно, тают, обессиленно стекая вниз. Из-за снежных разводов на стекле железнодорожные пути и грузовые вагоны за окном были словно усыпаны рябью. Было тихо и тепло. Ее рука в шелковой перчатке крепко сжимала мою руку, даже и не думая с ней расставаться. Вплоть до турникета, где проверяли билеты, она увлекала меня за собой, и я послушно следовал за ней. Однако после того как мы сели в поезд, ее давешняя девичья болтливость постепенно угасла под впечатлением от увиденного и услышанного в этом теплом и чистом вагоне второго класса: покрытая снегом железная махина и гудок паровоза, нагнетающий предотъездное возбуждение, звук выпускаемого пара из труб поезда и приглушенный топот снующих туда-сюда пассажиров.

— Перед уходом вы сказали, куда отправляетесь?

И хотя я знал ответ на этот вопрос, заданный мною уже в который раз, я спросил снова, так как был не способен спрашивать о чем-то другом.

— Ничего не сказала. Говорю же, почти что сбежала… — ответила она машинально. И я подумал, что, возможно, так оно и было.

— Вы готовы к тому, что у вас могут возникнуть неприятности? Это уже совсем не то, как было раньше, когда мы встречались в ёгване [21] Дешевая гостиница. … — допытывался я наставительно.

— Ну и пусть будет переполох, что с того?

— Неужели вы настолько во мне уверены?

— Я верю вам. Честно.

Она проговорила это с такой интонацией, какую я уже не раз слышал за последние два месяца. Я хорошо знал эти нотки. Это была интонация гипнотизера. Повтор, повтор и еще раз повтор обыденных слов. Наконец пациент начинает считать отправным пунктом для своих понятий и поведения слова гипнотизера. Моя Мария приступила к процессу гипноза. Я был доволен.

— Ну вот, еще целых тридцать минут ждать…

Она приподняла руку, сжимающую мою ладонь, слегка отодвинула рукав и, посмотрев на наручные часы, проговорила:

— Скорей бы уж объявили отправление…

После чего вновь взяла меня за руку.

— Как настроение? — спросил я.

— Хорошее. Просто хорошее настроение. Отчего-то чувствую умиротворение.

Все эти два месяца, стоило мне только поинтересоваться ее настроением, как она без утайки рассказывала до мельчайших подробностей о том, что чувствует. Мне кажется, она считала, что ее честность прежде всего необходима для моего исцеления. Мне хотелось верить ее словам. Однако ж было любопытно, как долго продлится это состояние комфорта.

— Мы и вправду уедем далеко-далеко и будем там жить? — спросил я.

— Говорю же, да. Поедем подальше отсюда и начнем новую жизнь. Поедем в оживленный порт на южной стороне, смешаемся с торговками рыбы и будем жить нелегкой жизнью.

— А я совершенно не готов к такой жизни.

— Это все потому, что не доверяете мне. Я же вас уже давно посвятила в наш план.

— Ну, я как-то не думал, что все это серьезно… Лучше признайтесь мне честно! Съездим на недельку и вернемся, ведь так?

— Говорю же, нет, — решительно возразила она.

Мне было неспокойно. Даже если признать, что бывают случаи, когда так и происходит, как она запланировала… Но ей-то ведь, черт возьми, это ничего хорошего не принесет? Бьюсь об заклад, пройдет месяц — и мы опять вернемся в Сеул. И бессмысленно отрицать явное. Потому что вскоре ее опять одолеет скука, и у меня также не будет намерения прожить с этой женщиной всю жизнь.

— Вы действительно уверены, что я люблю вас? — спросил я.

— Конечно же, вы меня любите! Вы, однако, считаете, что любовь — это что-то такое нереальное, вселенских масштабов?!

У меня мгновенно нарисовалась в голове картина того, как мы с ней живем в каком-нибудь захолустном ёгване в провинции. Грязное постельное белье, может, в придачу по подушке карабкается вошь, кто знает… На дне общественного оцинкованного рукомойника прилепилась чья-то сопля. Через окно слышатся вопли и визги играющих в камушки детей, а в это время мы без особого желания, словно бы по привычке, сливаемся обнаженными телами… Вдыхая запах липкого обволакивающего пота… И в этот момент появляются служащий министерства иностранных дел и Чинквон для того, чтобы вернуть падшую женщину.

— Сестра! Что за безобразие! Вы — и в этом клоповнике! — воскликнет Чинквон.

— Я все прощу, только давай вернемся домой! Подумайте о детях! — упрашивает любящий муж, сделавший себе карьеру благодаря связям жены.

После этого ее для начала ведут из захолустного ёгвана в первоклассный отель. Там есть все то чистое и опрятное, чего она уже и не чаяла увидеть: до блеска начищенную ванну, и одеяло из кашемира, и миниатюрные журнальные столики… Тут до женщины доходит, что на какой бы стороне жизни ты ни находился, дышат везде одинаково. И тогда она мгновенно стряхивает с себя все это наваждение и — «ту-ту» — на всех скоростях — в Сеул! Вот такая картина развернулась у меня перед глазами. А как представляет будущее она?

— Вы хотя бы отдаленно представляете наше будущее? — спросил я у нее.

И в тот же момент, к своему великому удивлению, всем сердцем осознал, что не хочу расставаться с ней…

— Если честно, в голове у меня ничего не вырисовывается. — Обнажив в улыбке свои ровные белые зубы, она продолжила: — Однако план у меня, между прочим, есть! Как только поезд тронется, я расскажу о нем. Я и не рассчитываю на что-то шикарное. Хотя по моему плану все время можно будет ощущать, что ты живешь. Так что настройтесь на лучшее!

— Давайте сойдем! — проговорил, я, высвободив свою руку из ее ладони, и теперь уже я крепко схватил ее за руку. Мне показалось, что именно сейчас самое время для нашего расставания. Эта женщина ничего не знает о том месте, о котором хочет рассказать мне сразу после отправления поезда. Неужели она не догадывается о том, что я могу по-настоящему, от всего сердца полюбить ее и из-за того запереть ее в четырех стенах, не отпуская от себя?

— Давайте сойдем! — снова повторил я.

Она некоторое время совершенно отрешенно смотрела на меня. И потом, будто что-то прочитав на моем лице, тихонько проговорила:

— Нет, не хочу.

— И впредь не думайте, что вам удастся исправить или изменить чей-то скверный характер! Представьте, если можете, самый худший поворот событий! И попробуйте найти смысл в той реальности, в которой вы живете! Сойдем! Даже только сев в этот поезд, мы уже достаточно насладились романтикой путешествия…

Я поднялся с места. И первым, бойко топая, зашагал по коридору к выходу. Смотря вдаль на покрывающиеся снегом черные рельсы и шпалы, уходящие за горизонт, я ждал, когда она спустится вслед за мной. Прошло довольно времени, прежде чем она спустилась с чемоданом в руке. Глядя друг на друга, мы долго в растерянности стояли, не двигаясь с места.