Иммануил Кант - Иммануил Кант. Критика чистого разума. Критика практического разума. Критика способности суждения (сборник)

В единичном опытном суждении каждый – например, тот, кто воспринимает в горном хрустале движущиеся капли воды, – справедливо требует, чтобы и все другие находили то же, ибо это суждение составлено по общим условиям определяющей силы суждения вообще и по законам возможного опыта. Так же и тот, кто только в рефлексии о форме предмета, без отношения ее к понятию, испытывает удовольствие, хотя его суждение эмпирическое и единичное, справедливо заявляет претензию на согласие с ним всех, ибо основа этого удовольствия дается в общем, хотя и субъективном условии рефлектирующего суждения, а именно в целесообразном соответствии предмета (будет ли это продукт природы или искусства) с отношением друг к другу тех познавательных способностей, которые нужны для всякого эмпирического познания (воображения и рассудка). Следовательно, хотя удовольствие в суждении вкуса и зависит от эмпирического представления и априори не может быть соединяемо ни с каким понятием (априори нельзя определить, какой предмет будет соответствовать вкусу; это надо испытать на опыте), но оно все-таки основа определения этого суждения только ввиду того, что оно основывается исключительно на рефлексии и на общих, хотя только субъективных условиях соответствия ее с познанием объекта вообще, для которого форма этого объекта целесообразна.

В этом заключается причина того, почему суждения вкуса по их возможности, так как они предполагают принцип априори, подлежат критике, хотя этот принцип не есть познавательный принцип для рассудка и не практический принцип для воли, следовательно, не есть определяющий принцип априори.

Восприимчивость к удовольствию из рефлексии о формах вещей (как природы, так и искусства) отмечает не только целесообразность объектов в их отношении к рефлектирующей способности суждения соответственно понятиям природы в субъекте, но и целесообразность субъекта по отношению к предметам по их форме и даже по их бесформенности в силу понятия свободы; ввиду этого эстетическое суждение как суждение вкуса имеет отношение не только к прекрасному, но и к высокому, как возникающему из духовного чувства;а соответственно, эта критика эстетической способности суждения должна делиться на две главные части.

В предмете, данном к опыту, целесообразность можно представить или только из субъективного основания – как соответствие его формы в его восприятии (apprehensio) до всякого понятия с познавательной способностью, чтобы объединить созерцание с понятиями для познания вообще, или из объективной основы – как соответствие его формы с возможностью самой вещи по понятию о ней, которое ей предшествует и которое заключает в себе основание этой формы. Мы видели, что представление о целесообразности первого рода основывается на непосредственном удовольствии от формы предмета уже в самой рефлексии о нем; а представление о целесообразности второго рода, так как форму объекта оно относит не к познавательной способности субъекта в его восприятии, но к определенному познанию предмета при данных понятиях, – не имеет никакого дела с чувством удовольствия от вещей, а только с рассудком в обсуждении этих вещей. Если дано понятие о предмете, то дело способности суждения состоит в применении его к познанию в изображении (Darstellung, exhibitio), то есть в том, чтобы рядом с понятием поставить соответствующее ему созерцание, будет ли это происходить через наше собственное воображение, как в искусстве, когда мы реализуем заранее составленное понятие о предмете, который для нас есть цель, или через природу в ее технике (как в организованных телах), когда для суждения об ее продукте мы приписываем ей наше собственное суждение о цели; в последнем случае дается не только целесообразность природы в форме вещи, но и этот ее продукт представляется как цель природы (Naturzweek). Хотя наше понятие о субъективной целесообразности природы в ее формах по эмпирическим законам отнюдь еще не понятие об объекте, а только принцип способности суждения создавать понятия (иметь возможность ориентироваться в этом ее необыкновенном разнообразии), но мы полагаем через это в ней как бы расчет на нашу познавательную способность по аналогии цели; таким образом, мы можем смотреть на красоту природы как на изображение понятия о формальной (чисто субъективной) целесообразности, а на цель природы – как на изображение понятия реальной (объективной) целесообразности;в первой из них мы высказываем суждение на основании вкуса (эстетически), посредством чувства удовольствия, во втором – путем рассудка и разума (логически, по понятиям).

На этом основывается деление критики способности суждения на эстетическую и телеологическую , причем под первой понимается способность судить о формальной целесообразности (иначе называемой субъективной) на основании чувства удовольствия и неудовольствия, а под второй – способность судить о реальной целесообразности (объективной) природы путем рассудка и разума.

В критике способности суждения та часть, которая заключает в себе эстетическую способность суждения, принадлежит ей по существу, ибо только она заключает в себе тот принцип, который совершенно априори полагает способность суждения в основу своей рефлексии о природе, именно принцип формальной по ее частным (эмпирическим) законам приспособленности природы к нашей познавательной способности, без которого рассудок не мог бы в ней разобраться; но нельзя дать ни одного основания априори, и даже объяснить возможность этого, только из понятия о природе как предмете опыта, как в общем, так и в частном, чтобы видеть, что должны быть и объективные цели природы, то есть вещи, которые возможны только как цели природы; только способность суждения, не заключая в себе для этого принципа априори, в предлежащих случаях (известных продуктах) заключает в себе правило, чтобы в интересах разума применить к делу понятие цели, после того как трансцендентальный принцип уже подготовил рассудок к тому, чтобы понятие цели (по крайней мере, по форме) применять к природе.

Но трансцендентальное основоположение – представлять себе целесообразность природы в ее субъективном отношении к нашей познавательной способности по форме вещи как принцип суждения о ней – оставляет совершенно неопределенным, где и в каких случаях я могу составлять суждение о продукте как суждение по принципу целесообразности, а не только по общим законам природы, и предоставляет эстетической способности суждения на основании вкуса определять соответствие его (его формы) нашей познавательной способности (поскольку она решает это не через соответствие с понятиями, но через чувство). Но телеологически применяемая способность суждения определенно дает те условия, при которых нечто (как, например, органическое тело) должно быть обсуждаемо по идее цели природы. И ни одного основоположения из понятий о природе как предмете опыта нельзя приводить в оправдание того, чтобы априори приписывать ей отношение к цели и, даже хотя бы неопределенно, допускать это в действительном опыте на подобных продуктах; причина этого та, что надо представить очень много частных опытов и рассмотреть их в единстве их принципа, чтобы иметь возможность эмпирически познать объективную целесообразность в известных предметах. Эстетическая способность суждения есть, следовательно, особая способность рассматривать вещи по правилу, а не по понятиям. Телеологическая же не есть особая способность, а только рефлектирующая способность суждения вообще, поскольку она здесь, как и вообще в теоретическом познании, ведет дело по понятиям, только по отношению к известным предметам природы по особым принципам, а именно по принципам лишь рефлектирующей, а не определяющей объекты способности суждения. Следовательно, по своему применению она относится к теоретической части философии и, ввиду особых принципов, которые не являются определяющими, как это должно быть в доктрине, должна создавать особую часть критики; а эстетическая способность суждения ничего не вносит в познание своих объектов и, следовательно, должна быть относима только к критике субъекта, высказывающего суждение, и к его познавательной способности, поскольку она способна к принципам априори, каково бы, впрочем, ни было их применение (теоретическое или практическое), что составляет пропедевтику всякой философии.