Юрий Антропов - Ивановский кряж

Гельман, едва подскочив к Марии, поймал ее кисть и, мягко придавив запястье пальцами, стал считать пульс.

— Что это вы, Мария Ивановна, расклеились? — встревоженно спросил он.

Марии нравился этот человек. Вот уж кто выдержанный и воспитанный! От кого другого можно и матерок услышать, даже от директора, теперь это вроде моды стало, а Гельман всегда вежливый, со всеми на «вы», и приди к нему в медпункт с любой пустячной болью, выслушает с таким вниманием, что станет совестно, себя же и выругаешь: из-за пустяка отнимаешь у человека время.

— Это я так чего-то, Герман Аркадьевич, — вяло улыбнулась Мария. — Сейчас все пройдет. Спасибо, не беспокойтесь…

— Надо бы вас отвезти в медпункт, а лучше сразу домой, — озабоченно сказал Гельман и перевел взгляд на садовника, как бы говоря ему, что оставлять Марию здесь нельзя.

— Неужели ни одной машины в гараже нет? — тот требовательно посмотрел на Михеевну.

— Автобус зафрахтовал курортторг, на «рафике» прораб уехал в Ялту, к подрядчикам, остальные на ремонте, — с невольной готовностью доложила Михеевна своему заместителю по партийной работе.

— А директорская «Волга»?

— Директор уехал в Симферополь. В обком, сказал.

— Ну да, в обком… — встряла Таисия. — Конец же недели. Вот он и навострился за дочкой. Знаем мы, какую он привычку взял. А в понедельник чуть свет опять якобы в обком поедет — отвозить дочь, чтобы та на работу не опоздала.

Садовник возмущенно крякнул, а Гельман, как бы стесняясь за директора, нахмурился и, заученным движением, не глядя, достав из нагрудного кармана стеклянный патрончик и вытряхнув из него на ладонь таблетку, протянул Марии.

— Пожалуйста, проглотите… Безобразие, — тихо и горестно сказал он минуту спустя, когда Мария справилась с таблеткой, — ни машины, ни медсестры… Евдокия Семеновна, — так величал он Дуську, — как раз ушла домой, а надо бы сделать укол. Я сам сделаю, но больную нужно немедленно перевезти в медпункт. Есть же хоть какая-то машина?! В парке их вон сколько шныряет…

— Бортовая да ассенизационная, — сказала Михеевна.

— Я сама, — твердо решила Мария, прислушиваясь к себе. — Уже отошло. Спасибо, Герман Аркадьевич, спасибо… — и она, отводя руку протестующего Гельмана, не спеша поднялась и, держась за локоть Таисии, потихонечку пошла в сторону своего дома.

— Но ей же нельзя, — с мольбой и страданием сказал Гельман вслед.

— Нам всем нельзя… — неопределенно откликнулась Михеевна. — Пока ноги держат — значит можно. Чурсиха говорила, что с Марией это частенько… прихватывает.

— А раньше не прихватывало, — уверенно, все еще накаляясь, сказал садовник. — Желтая, правда, была, когда приехала с Алтая, все ходила нюхала цветочки, но на сердце не жаловалась, не замечал. Заплывала далеко за буйки, спасатели все время ругались с ней…

«Хорошие они, все хорошие», — умиляясь чужой заботе о ней, думала Мария, слышавшая эти слова, и, вспомнив, повернулась к ним:

— Вы собрание-то не отменяйте. Я к тому часу вполне готовая буду.

— Какое тебе собрание! — махнул рукой садовник.

— Так а чего тянуть-то? Сколько можно?

Садовник внимательно посмотрел ей в лицо, как бы не сразу постигая причину этого ее волнения.

— Она, глупая, думает, — умиротворяющим тоном произнесла Михеевна, — что мы ее персональное дело рассматривать будем… Нет же, Маша! Я ведь сказала, что с тобой теперь все ясно.

— Почему только теперь? — вкрадчиво поинтересовался Гельман.

— Да-а… — огорченно протянул садовник. — Ну и люди же мы! Хлебом нас не корми, а дай помариновать человека!

— Ты, Маша, не волнуйся, — темнея лицом от непривычки выслушивать все это, напутствовала Михеевна. Ей хотелось, чтобы Мария поскорее ушла с глаз долой, и можно было бы всем разойтись по своим делам. — Это собрание по другому поводу.

— По какому же? Я как член партии тоже хочу знать.

Михеевна помялась.

— Да здесь же все коммунисты! — снисходительно успокоил парторга садовник. — И я, и Герман Аркадьевич, и Таисия… Директора будем разбирать, Маша. А заодно и Кононова. Один пьянствует беспробудно, а другой склоку разводит, групповщиной занялся, во все инстанции письма строчит, от комиссий отбоя нет.

«Давно пора», — невольно вздохнула Мария и, словно все еще не веря этой новости, оглядела всех поочередно.

В парке, не успела Таисия обсудить со всех сторон предстоящее событие, им встретился Митя. С недавних пор он работал на ассенизационной машине. Только что, видно, подъехал к колодцу и еще не успел опустить «кишку», заметил Марию с Таисией и растерялся: не знал, то ли уж до конца покончить с «кишкой», сунуть ее в колодец как ни в чем не бывало или же бросить на землю, выключить мотор и, будто устраивая себе перекур, шагнуть женщинам навстречу и тут же поговорить с Марией.

В том-то и дело, что последнее время он искал с нею встреч, сначала она узнала об этом от Чурсихи, а потом Митя и сам попробовал как-то заговорить, но Мария сослалась на неотложную работу, какой у нее и в помине не было, и не стала даже останавливаться. Она почему-то сразу поняла, что этот разговор так или иначе будет связан с предстоящим партсобранием и уж никак не с их личными отношениями, поэтому еще больше замкнулась, глядела на Митю отчужденно, почти враждебно.

«Что он может сказать мне хорошего? — растравляя себя, думала Мария. — Всю зиму чурался, будто совсем незнакомый, а тут, видите ли, потянуло на беседу. За Кокона небось волнуется, за дружка своего, ведь знает же прекрасно, что уж я отмалчиваться на собрании не буду, вот и хочет правдой-неправдой заткнуть мне рот. Еще, чего доброго, подлизываться станет, снова давать обещания жениться. Нужен он мне теперь, как собаке пятая нога!»

— Это куда так торопитесь? — картавя, казалось, сильнее обычного, Митя, неуверенно улыбаясь, встал у них на пути.

— Торопимся, ага… Разбежались. Гляди, как бы не запнулись за тебя, — съязвила Таисия, давно догадавшаяся, что отношения Мити и Марии разладились. — Разве не видишь, что человек едва держится на ногах? А ну, отступи!

— А что случилось? — Митя удивленно выпучил глаза, стараясь заранее выказать сочувствие. С дороги, однако, он и не подумал сойти.

— Случилось, не случилось — это уж теперь тебя не касается, — еще более жестко отрезала Таисия.

— Не надо… — промолвила Мария, сжимая локоть Таисии. — Ничего не случилось, — пояснила она Мите, неопределенно улыбнувшись. И пристально глянула ему в глаза, как бы говоря: «Ну, я слушаю тебя… Что же ты собирался сказать мне?»

На лице Мити отразилось какое-то внутреннее борение. Видимо, он решал, стоит ли сейчас затевать разговор, тем более при Таисии, настроенной воинственно. Мария, словно догадавшись, о чем он думал, отстранилась от родственницы.