Вильгельм Мах - Агнешка, дочь «Колумба»

— Пани Агнешка! Делегация ждет.

Вдоль передней длинной и низкой стены здания от угла до самой середины тянется деревянное почерневшее крыльцо с ажурной решеткой под стрехой. На ступеньках крыльца стоит Балч. Как он держится, какая выправка! Будто пришел на занятие по строевой подготовке. Перед ним вполоборота к Агнешке и Лёде стоят по росту — сколько же? — раз, два, три… целая пятерка ребятишек и шестой, еще грудной, у матери на руках. Симпатичная женщина, красивая здоровой неброской красотой, наклоняется к предпоследнему в ряду мальчику и поправляет съехавший набок помпон на его шерстяной шапочке. Самую старшую девочку Агнешка узнает сразу: это Элька, которая спасла рыжую Астру.

— Внимание, на караул! — кричит Балч. И, повернувшись к Агнешке, продолжает уже тише, но в той же самой торжественно-шутовской манере: — Гордость нашего поселка, Павлинка Зависляк, покровительница бездомных, страж порядка. Рядом нажитое ею — до войны, во время войны и после войны — достояние. Павлинка, — теперь он обращается прямо к ней и спускается со ступенек, — присматривай за учительницей да гляди, чтоб она у тебя не похудела. Дети, вольно. Перекур.

Он сам вытаскивает сигарету и, довольный церемонией представления, отходит в сторону. Слегка испуганные дети ломают стройную шеренгу и прячутся за материнской юбкой. Павлинка, застенчиво, неуверенно улыбаясь, вытирает руку о фартук и протягивает ее Агнешке.

— Ох, боюсь, угожу ли я вам?..

— Конечно, угодите. Значит, это ваши дети? Все до одного? Вы еще такая молодая!

Павлинка краснеет:

— Да ну… Так уж… Сама не знаю, когда и как…

— Знаешь, знаешь, — вмешивается Балч. — Чего там стесняться.

— Вот и хорошо, у меня уже вроде один класс есть, — радуется Агнешка. — Браво, пани Зависляк.

Павлинка еще больше краснеет.

— Называйте меня, пожалуйста, Павлинка, — тихо, но выразительно просит она, с некоторым смущением подымая на Агнешку серые глаза. — Я сестра Зависляка, садовника, а не жена его. Моего убили перед войной… еще до свадьбы… у меня, понимаете… — с трудом выдохнула Павлинка, — нет мужа.

— Бедняжка ты моя! — Агнешка сжимает ее руки, признание Павлинки заставляет и ее смутиться, она злится на себя, чувствуя, что тоже краснеет, и старается не глядеть в честные Павлинкины глаза.

Тем временем Лёде, незаметно наблюдающей за ушедшим в свои мысли Балчем, надоело забавляться с Флоксом, тем более что никто не обращает на нее внимания. Поэтому она уступает собаку восхищенной детворе и, не зная, как включиться в действие, хватает в объятия малыша с помпоном и принимается его дразнить:

— Марьянек, ты гнома видал?

— Видал, — настораживается мальчик.

— А я тебе говорю, что гномов не бывает.

— Бывают! Я видел! Бывают! — Марьянек вырывается из рук Пшивлоцкой и с сердитым плачем бросается к матери. Агнешка гладит его по голубой шапочке. Кто-то из-за спины берет ее руку и снимает с головы ребенка.

— Попрошу вас следовать за мной. Сюда, пожалуйста.

Балч ведет Агнешку на крыльцо, а оттуда в довольно большую комнату. По виду комнаты трудно судить о ее назначении — об этом Агнешке приходится догадываться по ничтожным деталям. Здесь только одна придвинутая к стене парта, заваленная грудой музыкальных инструментов. Вместо классной доски висит старая кухонная доска, испещренная черными каракулями. В углу железная печка с трубой. Именно об этих деталях в первую очередь вспомнит Агнешка завтра, когда задумается об устройстве класса. Но сейчас, едва переступив порог, она прежде всего замечает на переносной лестнице того самого коренастого крепыша, который был вместе с Балчем на озере. При виде Агнешки он выпускает из рук кипу декоративных бумажных фестонов, слезает со стремянки и неуклюже кланяется.

— Семен, мой адъютант, — представляет его Балч. — Кроме того, шофер, почтальон, рассыльный, а в случае необходимости и декоратор. Феноменально талантлив. Больше всего я в нем ценю немногословие. Ну, Семен, чего там скрывать, и безобразны же твои украшения.

Семен в беспомощном отчаянии разводит руками.

— Это можно исправить, — вмешивается Агнешка. — Мы здесь кое-что изменим. Вот, может быть, так…

И она немедленно принимается колдовать над бумагой и картоном. Подсунутыми Семеном ножницами исправляет вычурные очертания уже вырезанных эмблем и букв. Это, очевидно, должно быть голубем. Птица распухла, как наседка, но тут уж ничего не поделаешь. Наседка не наседка, главное, что предстоящий вечер задуман под знаком мира. Теперь еще три буквы для надписи, вот так.

— Отлично, пани Агнешка! — хвалит Балч. — Пикассо со своими голубями может уходить в отставку. Вы пока здесь забавляйтесь, я скоро вернусь.

Глаза Балча блеснули от внезапно нахлынувшего воодушевления. Он подталкивает Семена, и оба выходят. Возле Павлинки и Лёды они видят садовника. Януарий Зависляк, скрюченный, угрюмый человек, отводит глаза и косится в сторону, где тем временем собралась изрядная кучка зевак — почти сплошь женщины.

— Теперь у вас есть учительница! — кричит им Балч.

— Вот и хорошо, наконец-то! — отзывается одна из женщин. — Самое время!

Но Балч разговора не поддерживает, а обрывает его нетерпеливым и рассеянным кивком. И обращается к садовнику:

— Послушай, Януарий…

— Что прикажете, Лёда? — Зависляк наклоняется к Пшивлоцкой, словно это она его позвала.

— Не Лёда, осел, а я. Семен! И вы обе слушайте. И ты, Элька. Ну-ка, перенесите все для учительницы сюда, в эту комнату. Мигом, только не через класс. Через сени. И чтоб в пять минут все было сделано.

Отдавая распоряжения, Балч указывает на окно смежной с классом комнаты. Павлинка от удивления лишилась дара речи. Наконец, все еще в полной растерянности, она выдавливает:

— Но ты ведь велел иначе. Все для нее готово.

— Все гости, — выступает в поддержку Лёда, — жили всегда…

— Ну и дуры вы обе, — резко перебивает Балч. — Она же учительница, а не гостья. Понятно? Она хочет жить прямо в школе. А ну, пошевеливайтесь!

Януарий, будто и не слышал его слов, снова наклоняется к Пшивлоцкой и спрашивает таким же глухим, бесцветным голосом:

— Так что вы хотите, Лёда?

— Оставь ты меня в покое! — Лёда в раздражении топает ногой. — Делай что приказано.

— Что ж, Элька, раз такое дело, отнеси маленькую домой… — не очень уверенно решается Павлинка.

А самый старательный из них, Семен, уже выносит из соседнего дома предназначенное для Агнешки имущество. Зеваки, до сих пор следившие за происходящим со спокойным любопытством, внезапно оживились — женщины начали перешептываться, отпускать замечания.

— Ну как, все помылись перед балом? — снова кричит, обращаясь к ним, Балч. — Если нет, могу с кем-нибудь пойти, потереть спинку.