Авраам Иегошуа - Дружественный огонь [litres]

И снова он нажал кнопку электронного звонка на железных воротах, чтобы получить возможность проникнуть в подземный гараж. Терпеливо подождал, когда оттуда выедет автомобиль, освобождая ему место для парковки, и лишь потом аккуратно поставил свою машину, пусть даже освободившееся пространство было меньшим, чем в прошлый раз. Когда он открыл противопожарную дверь, отделявшую паркинг непосредственно от лифтов, ему показалось, что восточный ветер вызывал еще больший грохот – не исключено, что из-за большей его сухости. Сомнений не было – эти звуки представляли собой главную причину беспокойства и нарушения общественного порядка, напомнив поборникам справедливости о той доле вины за сложившуюся ситуацию, которая приходилась на архитекторов и производителей, даже если завод, выпускающий лифты, равно как и собственная его дизайнерская фирма не несли за это никакой ответственности. Яари не стал вызывать лифт, а просто стоял и слушал, когда жилец, припарковав свою машину, войдя, воззрился на странного незнакомца, который замер перед открывшейся дверью лифта; это вызывало подозрения и выглядело достаточно глупо.

Вошедший владелец квартиры был весьма солидного возраста господин с меланхолической внешностью и с запавшими щеками. На нем были брюки цвета хаки, а на туфлях подсыхал слой свежей грязи, как если бы он вернулся с прогулки по полям. Как водится, ключи от квартиры уже позвякивали у него в руке. Каждый из двоих бросил на другого испытующий взгляд, выражавший безусловное и безмолвное подозрение. Кончилось это противостояние тем, что владелец здешней квартиры отступил несколько в сторону и достал из кармана мобильник, а Яари, который к этому времени вдоволь наслушался воя и визга ветра, открыл противопожарную дверь и собрался сесть в свою машину.

Но тут раздалась мелодия, которая мгновенно остановила его. А вслед за этим голос владельца квартиры, разговаривавшего в углу, прозвучал в одно и то же время в мобильнике Яари.

– Да, Кидрон. Это я.

– А сейчас – веришь ли ты, что ветры – это реальность, а не галлюцинация? – квартировладелец продолжал говорить по мобильнику, хотя расстояние между ним и Яари не превышало нескольких метров.

Но Яари, который предпочитал вести подобные разговоры с глазу на глаз, отключил телефон.

– Ладно. На самом деле я никогда не обвинял тебя в галлюцинациях. Но, вне всяких сомнений, как и раньше, я отвергаю ответственность моей фирмы за эту ситуацию.

– Строительная компания точно так же пытается увильнуть от ответственности, архитектор есть законченный уклонист, а твой друг Готлиб прячется в какой-то норе, так кто же, в конце концов, возьмет на себя эту чертову ответственность?

– На это простого ответа не существует. Это должно быть определено в установленном порядке. А теперь прости мне, что спрошу тебя о чем-то, что может показаться тебе неуместным.

– Что?

– Эти завывания – они и в самом деле ужасны?

– ЧТО?

– Ну, в конце концов, штормовые ветра довольно редки в нашей солнечной стране, а в Тель-Авиве они редки исключительно, и если учесть, что подъем на лифте, даже если речь идет о самых верхних этажах, длится не больше минуты…

– И что?

– Я не уверен в том, из-за чего поднята эта буча. Потому что при здравом размышлении, особенно если встать на другую точку зрения, звучание ветра в закрытом пространстве башни, воздвигнутой в самом сердце такого города, способно только усилить ощущение от соприкосновения с живой природой; вид проплывающих по небу облаков, или, быть может, аромат, доносящийся с гор… это благоухание…

– Аромат гор? Яари, ты, часом, не спятил?

– Я просто оговариваю возможность другого взгляда на все происходящее.

– Может быть, это шанс, но исключительно для тебя, Яари. И уж конечно, не для людей, которые живут здесь. И если ты полагаешь, что своими эксцентричными фантазиями ты и твоя фирма сумеете увильнуть от ответственности за свой ублюдочный дизайн, разреши сказать мне, что ты ошибаешься. Потому что мы затаскаем тебя по судам.

– А нет ли у тебя чего-либо более важного, чем ты мог бы заняться, – спросил Яари с дружеской улыбкой.

– Есть, – твердо ответил его собеседник. – Но и свободного времени у меня хватает, чтобы я мог заниматься и этим, и другими делами. Как ты можешь видеть, сейчас всего лишь половина седьмого утра, а я, считай, уже закончил рабочую смену, которая началась часом раньше.

Яари почувствовал, как по спине его пробежал холодок.

– А все потому, что моя работа коротка, – продолжал арендатор квартиры. – А потому я и справляюсь с ней легко. Каждое утро, пораньше, я отправляюсь на воинское кладбище, к могиле моего сына, похожу немного вокруг надгробной плиты, вырву немного сорняков, передвину несколько камешков, добавлю немного новых. Время от времени, когда набегают слезы, я тоже должен их вытереть. Вот, пожалуй, и все, не так много работы. Вот почему у меня есть масса времени, чтобы те, кому положено, выполняли свои обязанности.

Яари опустил голову и припомнил слова Готлиба, что люди, подобные этому, имеют собственную повестку дня и, ощущая внутренний толчок, он произнес со всей искренностью, на которую был способен:

– Мне не дано быть осиротевшим отцом, подобно тебе, дорогой Кидрон; я всего лишь осиротевший дядя. Но есть во мне глубинное понимание, идущее из нашей семейной истории. Понимание твоей горечи, твоей печали, твоего горя, и, поверь, я полон уважения и сочувствия при подобных случаях. Так что, пожалуйста, не сердись на меня, если иногда я позволяю себе шутливый тон. Теперь ты можешь немного расслабиться – для этого я и явился сюда. Я решил организовать четырехстороннюю встречу с участием архитектора, производителя лифтов и конструктора, чтобы коллективными усилиями мы смогли раз и навсегда определить, каким образом ветер проникает внутрь. А после того, как определится источник и, вполне возможно, причина, мы прихлопнем эту проблему.

Как только они вернулись на ферму, Даниэла, изнуренная поездкой в Дар-эс-Салам и проходом по «Виа Долороза» ее сестры, извинилась перед зятем и медсестрой, забрала все, что осталось от сластей, и отправилась к себе в комнату. С непривычной скоростью она сбросила африканское платье, которое не могла больше носить в этом путешествии, долго стояла под душем и решила отказаться от сластей, приторность и послевкусие которых вызывали уже отвращение и, невзирая на чувство голода, просто залезла в постель. Не притронулась она и к роману, лежавшему возле кровати, предпочтя вместо этого немедленно выключить свет, найти удобное положение и погрузиться в сон.

На следующее утро она проснулась рано. Часы на ее запястье сообщили, что сейчас пять часов утра; ночь закончилась, и не было никакой возможности – кроме снотворного, продолжить магию волшебных сновидений. Еще полчаса она, свернувшись в клубок, пролежала в полумраке с открытыми глазами, перебирая в памяти всех членов семьи, нежащихся в эту минуту в постелях, но не по силам ей оказалось только одно – она никак не могла представить себе расположение кроватей в спальне для арестованных солдат.