Авраам Иегошуа - Дружественный огонь [litres]

Яари понял сразу: эта весьма пожилая «девчушка» в свое время была куда как хороша, и если она, действительно, не была любовницей отца, то уж объектом его вожделения была бесспорно. И единственный вопрос, на который Яари хотел бы знать ответ: они встретились до или после смерти его матери.

– Это был твой отец, – сказала она, изящно помахивая рукой с зажатой в ней трубкой. – Он хотел убедиться, добрался ли ты до меня или еще нет. Может быть, ты хотел бы поговорить с ним?

– Нет, – ответил Яари. – Я поговорю с ним, когда вернусь.

– Нет, Юлик, – прижимая трубку крепче к уху, – твой сын решил переговорить с тобой только после того, как вернется в Тель-Авив. Так что прощай сейчас, дорогой мой, не беспокой нас больше.

Она вежливо убрала трубку и протянула Яари испещренную старческими пятнами руку.

– Благодарю тебя за то, что все-таки согласился приехать и повидаться со мной. Не беспокойся, я знаю, что ты, прежде всего, инженер, а не техник по ремонту, но если ты сумеешь поставить диагноз, я смогу поискать лекарство. Твой отец сказал, что он сегодня не смог отправиться на обычную прогулку по парку, так что если захочешь спросить у него что-либо, касающееся лифта, он готов тебе ответить.

– Мне не о чем спрашивать его, – перебил ее Яари. – И кстати – вам известно, что отец прикован к инвалидному креслу на колесах, и прогуливает его филиппинец?

Госпоже Беннет никто не рассказывал об инвалидном кресле, но она догадывалась о чем-то подобном, зная, что влечет за собой болезнь Паркинсона, и жизненные ее пути не раз пересекались с людьми, обреченными доживать свои годы в инвалидных креслах, с людьми, которые стыдились своей болезни и переставали навещать ее, хотя она до конца не понимала – почему. Из-за того, что у них тряслись руки? Но тремор – это все равно одно из свойств человеческого тела…

Яари изучал ее.

– Мой отец… в прошлые годы… он навещал вас?

– Конечно. После смерти твоей матери мы очень сблизились… мы были друзьями… больше, чем друзьями… насколько нам позволял возраст. Но, пожалуйста, сядь и выпей чашку чая, чтобы тебе хватило сил слушать, как воет что-то в моем лифте. У меня все готово… много времени тебе не потребуется.

На столе в гостиной, рядом с подсвечником, приготовленным к вечеру, и пятью свечами ожидали уже две изящные белые чашки, сахарница, коробочка с заменителем сахара для диабетиков, пакетики с чаем разнообразных видов и маленькие вазочки с печеньем и кубиками шоколада. Доминировала над всей этой красотой ваза с множеством цветов.

– Спасибо, я уже… в этом маленьком кафе рядом с кнессетом.

– Значит, ты не рассчитывал на меня, – резюмировала старая леди без какой-либо обиды. – Тебе, должно быть, стыдно, что от своего отца ты не узнал, насколько я гостеприимна. Наверное, в этом есть и моя вина – в том, что он забыл о тех днях. Но теперь ничто не мешает тебе подсластить эту горечь кусочком шоколада.

Против воли слабая улыбка тронула губы Яари. Он положил в рот шоколадный кубик и огляделся, но ничего, говорящего о наличии лифта, не заметил.

– Ты определенно ищешь, где тут прячется лифт. Пожалуйста, следуй за мной.

И она повела его в коридор квартиры, которая, как оказалась, вовсе не была мала. Беспорядок, характерный для одиноко живущих пожилых людей, здесь начисто отсутствовал. Старинная мебель сверкала полировкой, а драпировка не несла следов изношенности или пренебрежения. На крючках, ввинченных во внутренние плоскости дверей, висела одежда, содержавшаяся в образцовом порядке. Он следовал за хозяйкой, не спуская глаз с соломенно-льняных волос, связанных пучком на затылке. Миновали приемную с фотографиями молодого Зигмунда Фрейда, и прошедший век глянул на них из забитых старыми журналами и книгами застекленных потолок, миновали ванную комнату и кухню, добравшись, в конце концов, до спальни, в центре которой стояла просторная двуспальная кровать с покрывалом, на котором гордые павлины величаво прогуливались среди цветов; по поверхности кровати повсюду в художественном беспорядке разбросаны были блестящие маленькие подушки.

Но нигде по-прежнему не заметно было ни малейших признаков лифта. Хозяйка подошла к огромному платяному шкафу и широко распахнула обе створки, совершив это действие с такой торжественной почтительностью, словно это был праздничный вход в синагогу. А затем скользнула внутрь пространства, отгороженного тонкой металлической решеткой, явившей, наконец, так долго скрывавшийся от взоров лифт – маленький, узкий, абсолютную реинкарнацию ночного озарения Яари, придумавшего пятый лифт в углу башни. Внутри кабины были три кнопки: зеленая для подъема, синяя для спуска и красная – для вызова помощи.

Закончив с кофе, Даниэла достала пачку сигарет и протянула ее пожилому африканцу, который смотрел на нее, стоя наискосок от стола. Тот взял одну сигарету, а потом поднял небольшую ветку, открыл дверцу кухонной печи и засунул ее внутрь, но прежде чем прикурить самому, поднес огонек к сигарете, которую держала в губах Даниэла.

Его звали Ричард. Не было возможности узнать, это его настоящее имя, или он получил его в те дни, когда работал на местной ферме, принадлежавшей англичанам. С тех времен, когда он подолгу вынужден был изъясняться по-английски, прошло уже немало лет, и в памяти его осталось не так уж много английских слов, значение которых он сумел бы вспомнить и распознать. Когда к нему обращались, он с огромным вниманием склонял голову набок, словно ободряя говорящего с ним извлекать из себя все больше и больше слов в надежде, что рано или поздно какое-то из них окажется ему знакомым и поможет угадать значение остальных.

Ей нравился этот старик, и пока утро только занималось, а Ирмиягу и Сиджиин Куанг еще не появились, она с удовольствием предавалась с ним болтовне ни о чем, не ожидая от него ничего особенного, когда он отвечал ей. Больше всего ей хотелось, чтобы он почувствовал, как она его уважает, и как благодарна за его предупредительную помощь, она верила, что среди всех щедро адресованных ему слов, по крайней мере одно или два будут ему понятны. И, очевидно, такое слово нашлось и достигло цели, так как он поднялся со стула и повел ее к некой двери на первом этаже – к двери комнаты, временно занятой ее зятем. Она не была большой, эта комната, а кровать внутри оказалась узкой и неприбранной. Непонятно почему Даниэла испытала облегчение оттого, что в комнате не было второй кровати, хотя у нее не было никаких оснований или прав для беспокойства о вещах, могущих в дальнейшем оказаться весьма значительными. Или не оказаться.

Припадая на ногу, сторож тихонько обошел кровать, расправляя простыни, и подвел ее к небольшому окошку, из которого видна была грязная дорога, та самая, что вела к деревне с удивительным слоном. Дождь, прошумевший прошлой ночью, очистил мир и промыл утренний свет, и пока солнце не припекало слишком сильно, она могла пойти прогуляться, а не сидеть бессмысленно в ожидании, пока ее зять соизволит появиться на кухне.