Авраам Иегошуа - Дружественный огонь [litres]

Нет.

Это был просто секс – простой, животный акт, естественный, безличный, сопровождавшийся дробью невидимого барабана.

Уже погрузившись в глубокий сон, внук отягощал ему руку, и он, дотянувшись до кнопки, уже хотел отключить изображение, но выражение лица юной, коротко остриженной девушки в минуту, когда пожилой мужчина раздевал ее, остановило его. Ее смущенная улыбка и инстинктивное желание, скорее даже неловкая попытка прикрыть груди и обнаженное тело, наводили на мысль, что милая юная женщина не привыкла заниматься любовью перед камерой. Скорее всего, подумал Яари, это была проба или дебют попавшей в трудное положение американской студентки, надеющейся подобным образом поправить свои финансовые дела и оплатить образование.

Молодая женщина закрыла глаза, откинула голову и широко раскрыла рот, но тело ее продолжало сопротивляться мужчине, который, вскоре, потребовал от нее всего. И этот испуг, смешанный с наслаждением, загипнотизировал зрителя, остававшегося в темноте. Почти позабытые воспоминания о юной жене в дни, последовавшие за свадьбой, пробудили в нем острое желание. Яари поспешно отключил видео. Он не только выдернул шнур из розетки, но, достав диск, сунул его в коробку, которую, в свою очередь, положил на самую нижнюю полку, среди других таких же. Затем отнес уснувшего озорника в его постель, сменив дневную пеленку на ночную, и накрыл малыша одеялом.

– Какое отношение имеет ко всему этому Эфрат? – она снова потребовала ответа.

За распахнутым окном по всему пространству равнины луна закрыла прозрачной дымкой все, что еще недавно блестело и сверкало.

– Сама по себе Эфрат со всем этим ничего общего не имеет, – наконец выдавил из себя Ирмиягу. – Но если уж к слову пришлось, скажи мне точно , когда родился Нади? Или ты забыла это, потому что в свое время ничего нам об этом не говорила.

– Нади родился после того, как я побывала здесь с Амоцем, а потому мне в голову не приходило, что Шули заинтересуют подробности жизни других родственников.

Ирми погрузился в раздумье. Он поднялся со стула и снова прошелся по комнате. Еще раз рассеянным взглядом посмотрел на роман, прочитал несколько предложений и снова положил на прежнее место. Даниэла, не произнося ни слова, ждала.

– Похоже, что ее беременность оказалась всем на руку. Очень, скажем так, уместной. Потому что вскоре после вашего визита сюда, мы получили от нее письмо, в котором она извещала нас о своих ожиданиях.

– Письмо от Эфрат? Но почему она написала его вам? Чего она от вас хотела?

– Она просила разрешения назвать мальчика, которого она ожидала, Эялем.

– Да ну! – Даниэла была в изумлении. – Представить себе не могу… она не обмолвилась ни словом. Она написала от собственного имени, или от имени Морана тоже?

– Только от своего. Более того, дала понять, что Моран ничего не знает о ее желании. Но что удивило нас больше всего, что в конце четвертого или пятого месяца, она с такой уверенностью говорила о своем сыне, и о том, какое имя ему дать.

– Ирми… ты отстал от жизни. Сейчас многое выглядит совсем не так, как в наше время; врачи просканируют любой эмбрион с такой точностью, что смогут рассказать тебе, в каком состоянии на этом этапе находится любой орган его тела. Она могут предсказать даже, будет ли ожидаемый ребенок хорошим или… не слишком…

– И если они увидят, что он будет «не слишком»… что тогда?

– Это будет зависеть от родителей, – глаза ее улыбались, но была в них какая-то грусть, и сердце ее внезапно сжалось при воспоминании о невестке.

– Ну, а как прошли сами роды?

– Тяжело. Они вынуждены были прибегнуть к кесареву сечению, ребенок внутри принял неправильное положение… но вы-то… ты, Ирми, что ты ей ответил? Надеюсь, ты не обидел ее?

– Я до сих пор не знаю, что думала Шули, когда получила письмо, потому что я не дал ей возможности – малейшей возможности – прочитать его. В ту же минуту я сел и сообщил Эфрат о своем решительном и бесповоротном отказе. Я, насколько мог тепло, поблагодарил ее за тронувшее меня намерение… да, бесспорно трогательное, но отклонил, как непродуманное. Ты, Даниэла, подумай сама: зачем взваливать бремя умершего человека на ребенка, который даже еще не был рожден? И если уж я начал отъединяться, отходить, забывать все, что привязывало меня к прошлой жизни, меньше всего мне нужно было соединять ее каким-то образом с новым, еще не появившимся человеческим существом. Но, кстати, скажи, что за ребенок из него получился – достаточно милый? Или не очень?

Когда она вернулась домой, стараясь не задеть случайно ни один из выключателей, в свете которого можно было бы понять, насколько поздно она возвратилась, то увидела то, чего представить себе не могла ни при каких обстоятельствах: престарелый бэбиситер лежал, скорчившись, на диване в одежде и башмаках. После некоторого колебания, она осторожно дотронулась до него. В первое мгновение Яари вообразил, что это его жена, вернувшаяся из Африки, и сама мысль об этом наполнила радостью его еще объятую сном, но не проснувшуюся окончательно душу. Но голос невестки, предлагающий снять обувь и надеть майку Морана, уже в следующее мгновение показал ему, насколько он ошибался. Сна как не бывало. Ханукальная вечеринка удвоила сияние ее красоты; к счастью, тонкая накидка была еще наброшена на плечи, так что ему не пришлось страдать раздвоением личности, когда благоухающая духами молодая женщина в темноте склонилась над ним в два пятнадцать ночи, вопрошая, почему он не организовал для собственного сна чего-либо более комфортного.

– Твои дети так уходили меня, – отвечал ей Яари, – что даже будь я втрое моложе, а диван втрое более жестким, это не помешало бы мне уснуть.

Эфрат была неподдельно удивлена, что такого уровня технический эксперт не смог догадаться, что диван можно было раздвинуть. Вручив ему простыни и одеяло перед тем, как уйти на вечеринку, разве не вправе была она рассчитывать, что он сумеет организовать спальное место, на котором мог бы с полным удобством и отдохнуть, и выспаться?

– Вот смотрите… сейчас я научу вас, как это делается, – мягким голосом говорила она, – вот сейчас я раздвину диван… да вставайте же, поднимайтесь… это все очень просто… это очень просто на самом деле.

– Нет, нет, не надо, – отбивался ее тесть, – оставь это, Эфрат, я уже отправляюсь домой.

Но воспоминание о восхитительной вечеринке, которая, затянувшись, окончилась слишком поздно, придало ей силы намертво отбросить даже саму мысль о том, что она может отправить своего тестя в ночное путешествие… человека, столь достойно исполнившего свой долг. Она не даст ему сесть за руль в праздничную эту ночь, когда все пьяницы начинают безнаказанно бесчинствовать на дорогах. Моран никогда не простит ей, если с его отцом что-то случится. И, крепко удерживая его за руки, она помогла ему подняться на ноги, с совершенно неожиданным проворством раздвинула диван, доказывая ему, насколько комфортабельным может оказаться пребывание Яари в ее доме. Она постелила простыню, положила сверху одеяло, и вручила ему сложенную майку и пижамные штаны. «Нет, – подтвердила она, твердо глядя на тестя не допускавшим возражения взглядом, – вы, дорогой мой, вовсе не так молоды и сильны, как вам иногда кажется. Давайте-ка, ложитесь поудобнее, я опущу шторы, так что солнце вас не разбудит. А утром я постараюсь, чтобы дети не беспокоили вас».