Эра Ершова - Самая простая вещь на свете

Однажды вечером, когда прием уже закончился, дверь в Валерином кабинете тихо скрипнула, и кто-то вошел в помещение. Сначала Валера подумал, что это Люда, и по его лицу пробежала неровная улыбка. Но уже через секунду он услышал тихий щелчок, потом еще один — кто-то закрыл замок на два оборота.

— Кто здесь? — Валера встал и тут же почувствовал, как его обхватывают женские руки.

В нос ударила удушливая смесь запаха табака, пота и дешевых духов. «Рая…» — догадался Валера и попытался высвободиться, но Рая вцепилась в него железной хваткой.

— Ну, давай, давай! — возбужденно шептала она. — Чего ты? Всем можно, а мне нельзя, что ли? Я, вон, уже пять лет как без мужика сижу.

Она попыталась расстегнуть на нем брюки, но Валера схватил ее за руки.

— Рая, — сказал он, устремив невидящий взгляд в потолок, — я на работе такими вещами не занимаюсь. И вообще, может быть, вы, прежде чем меня раздевать, разрешения спросите?

— Валер, ну ты чего, я же по-хорошему! — растерялась Рая. — Другие-то у тебя тоже разрешения не спрашивают! А здесь все-таки коллега.

Валера опешил. Он был уверен, что его интимная жизнь остается сокрытой от посторонних глаз.

— Другие? Какие другие?

Уловив некоторую растерянность в голосе Валеры, Рая пошла в наступление, она уперла руки в боки и визгливо закричала:

— А ты что думаешь, здесь все дураки, что ли?! Весь пансионат только и говорит о твоих похождениях! Подумаешь, какой недотрога! Ты здесь с такими крокодилами якшаешься, что со мной должен еще за счастье почесть.

В дверь тихо постучали.

— Валерий Степанович, у вас все в порядке? — послышался настороженный голос санитарки Люды.

— О! — завопила Рая и бросилась открывать. — Твоя вздыхательница пришла!

Дверь распахнулась, на пороге стояла Люда, бледная как мел.

— Ну, давай заходи! — пригласила Рая. — Может, он тебя наконец оприходует.

Люда сделала шаг и оказалась в комнате.

— Во, парочка! — захохотала Рая. — Слепой и убогая! — Она выскочила из кабинета и нарочито громко, чтобы привлечь всеобщее внимание, стала выкрикивать что-то непотребное.

Когда Раин голос смолк, в кабинете Валеры воцарилась такая тишина, что Валере казалось, будто он слышит биение Людиного сердца. А потом эта тишина наполнилась такими прерывистыми, до боли трогательными звуками.

— Что это? — испугался Валера.

Он подошел к Люде, обнял ее и прошептал:

— Ты что, плачешь? Не надо. Из-за меня еще никто никогда не плакал.

В ответ Люда уткнулась носом в его грудь и надсадно всхлипнула.

Валера почувствовал, как его душа вздрогнула, как после глубокого обморока, и наполнилась чем-то неведомым, чарующим, нежным. Он впервые обнимал женщину и не презирал ее, напротив, ему хотелось спрятать ее в себя, чтобы защитить от злого и глупого мира. Валера наклонился и поцеловал Людино лицо — оно было мокрым от слез и мягким.

Потом он стал ощупывать ее глаза, щеки, шею.

Люда стояла, не шевелясь, она боялась даже вдохнуть, потому что ей казалось, что любое движение может вспугнуть эту фантазию, которая на мгновение стала явью. Она даже помыслить не могла, что такой человек, как Валера, может полюбить ее, простую санитарку, да еще такую глупую, некрасивую.

А Валера, потрясенный собственным чувством, продолжал исследовать ее лицо.

— Какая ты красивая… — наконец прошептал он. — Я хочу тебя увидеть!

— Нет, не надо! — вырвалось у Люды.

— Почему?

— Я не такая, как ты думаешь.

— Я знаю, ты не такая, ты в тысячу раз лучше.

Валера взял ее одной рукой за подбородок, другой нащупал губы и поцеловал.

Это был совершенно новый поцелуй — не жадный, зовущий, мгновенно взвинчивающий острое желание, это был поцелуй тихий, спокойный, умиротворяющий — поцелуй женщины, которую никто никогда не любил.

Это прикосновение было похоже на прикосновение прохладного компресса к воспаленной голове.

Валера ощутил, как все в нем улеглось, успокоилось.

Он вдруг с удовольствием подумал, что уже не молод и что большей части жизни, оставшейся позади, не жаль, потому что она была пустой, в ней не было Люды, а значит, вообще ничего не было, и что отныне он будет проживать каждый день так, как будто утро — это рождение, а вечер — смерть.

То есть каждый день станет для него отдельной маленькой жизнью с Людой.

Люда, никогда не ведавшая счастья, совершенно не понимала, как быть с такой великой задачей. Она любила Валеру до полного самозабвения. Все ее мысли и чувства оживали при звуке Валериной палочки и умирали, как только этот звук отдалялся даже на незначительное расстояние.

Ей стала ненавистна Валерина работа. Ее постоянно терзала болезненная ревность при мысли о том, что его руки, такие чувственные руки, касаются тела другой женщины.

— Ну что ты, глупенькая! — успокаивал ее Валера. — Мне, кроме тебя, никто не нужен. Ты — мой покой, ты — мое счастье.

Эту мысль Валера вкладывал в Людино сознание каждое утро до тех пор, пока Люда не начала верить, и тогда вся ее унылая фигура осветилась божественным светом любви, и, вся облитая этим нежным свечением, она шагала на работу, торжественно держа под руку свою судьбу.

При этом ей казалось, что воздух, деревья, люди вокруг нее, все должно ликовать и радоваться вместе с ней.

Иногда она внезапно останавливалась посреди улицы.

— Что случилось? — спрашивал Валера, чутко приподнимая вверх подбородок. — Почему ты остановилась?

— Мне их так жалко, — произносила Люда.

— Кого?

— Людей.

— Каких людей?

— Всех, всех людей, живущих на земле.

Она провожала печальным взглядом несущихся мимо нее прохожих с серыми угрюмыми лицами, с тяжелыми сумками, в которых они все тащили и тащили что-то по домам, и ей было ясно, что ни один из них никого не любит и их не любит никто.

— Они все такие несчастные… — бормотала она, и на глазах у нее наворачивались слезы.

— Да с чего ты взяла? — смеялся Валера. — У каждого человека есть свое маленькое счастье. У кого-то — побольше, у кого-то — поменьше.

— Нет! — возражала Люда. — Ты так говоришь потому, что ты их не видишь. Они все такие темные, да, погасшие, как покинутые дома. И все они мечтают об одном, чтобы рядом был родной человек, который их понимает. Почему, почему такая, самая простая вещь на свете ни у кого не получается?

В то время как Валера с Людой витали где-то в им одним доступных пределах, в процедурной, разложив на массажном столе обед, мечтала о самой простой вещи на свете массажистка Рая.

Ее жизнь до последнего времени складывалась ровно и отвратительно, то есть не было в этой жизни ничего, о чем она могла бы вспомнить с удовольствием.

Прежде Рая никогда об этом не задумывалась. «Ну а чего думать о какой-то ерунде, все так живут. Кто-то с семьей мучается, кто-то — без семьи. А вон Людка и вовсе как перст — сирота казанская, и ни один нормальный мужик к ней даже не приблизится!» И именно эта мысль о Людке, о ее глобальном пугающем одиночестве, как выяснилось, была спасительной.