Александр Кулешов - Белый ветер

Левашов улыбнулся, вспомнив старый анекдот, который любил рассказывать Власов, когда речь заходила об этом парадоксе — войны и мира:

«Начальник-крохобор попрекает хозяйственника: «Тратишь деньги на совершенно ненужные вещи, вот купил огнетушитель, а применить ни разу не пришлось».

— Товарищ гвардии лейтенант, товарищ гвардии лейтенант! Вас срочно вызывают в штаб руководства, — услышал Левашов голос радиста.

Недоумевая, зачем понадобился такому большому начальству, он заспешил к рации.

— Берите с собой Гоцелидзе, Копытко и Букреева — и немедленно сюда! — услышал он приказ.

Левашову показалось, что в голосе Субботина звучат какие-то особенно веселые нотки.

«Может, благодарность хотят объявить за переправу, — подумал он, заранее радуясь. — Тогда при чем тут Гоцелидзе? А Гоцелидзе, наверное, за подрыв ракетных установок».

Оставив за себя лейтенанта Власова, Левашов вскочил в газик. Когда они прибыли в штаб руководства, их уже ждал вертолет. В кабине винтокрылой машины сидел незнакомый полковник.

— Копаетесь, как деды в огороде, — счел долгом попрекнуть прибывших генерал, стоявший тут же. Однако он тоже выглядел довольным и напутственно похлопал Левашова по плечу: — Молодец, заслужил!

Почему молодец и что заслужил, Левашов так и не понял, но сообразил, что они летят, по всей видимости, к большому начальству.

Вертолет взлетел. Левашов посмотрел в иллюминатор. Здесь, на высоте, ночь была светлой, какие-то неясные багрово-желтые краски, вытянувшись тонкими лентами, таяли на горизонте. На бархат неба высыпали звезды. Внизу полыхали огни ночного сражения. Мигали огоньки, тускло серебрилась лента реки…

Они прилетели в областной центр поздно ночью и сразу же отправились в Дом офицеров, при котором была гостиница. Даже не поужинав, завалились спать. О цели поездки полковник Суров из политотдела ВДВ не сказал, а приставать к старшим с вопросами, как известно, в армии не принято. Левашов уснул, едва коснувшись головой подушки. События последних дней, огромное напряжение сказались и на его молодом организме.

Проснулся он оттого, что полковник тряс его за плечо.

— Эй, герой, подъем, вставай! — бодро воскликнул он. Его светлые глаза смеялись. — Предстоит завтрак, парикмахерская и другая морально-психологическая подготовка к торжеству. Программа большая.

Левашов быстро оделся и, не желая заставлять начальство ждать, едва ли не впервые в жизни отказался от физзарядки.

В гостинице имелось все необходимое для приведения формы в порядок: бытовая комната со столами и утюгами, пошивочная мастерская.

И только за обедом полковник Суров раскрыл наконец тайну этого внезапного и загадочного путешествия. Сегодня здесь, в Доме офицеров, им будут вручены правительственные награды. Левашов сидел пораженный. За что ему такая честь?

Он с уважением, даже с восхищением смотрел на орденские колодки генералов и старших офицеров — ветеранов минувшей войны. Это было закономерно и привычно. Они воевали, они совершали подвиги, по достоинству оцененные Родиной. И свидетельства тому — маленькие цветные ленточки на груди. Сколько за каждой из них пройденных огненных верст, немыслимых испытаний, обманутых смертей! Сотни уничтоженных врагов, десятки выполненных, казалось бы, невыполнимых приказов.

А что особенного сделал он?

Левашов не удержался и задал этот вопрос полковнику Сурову.

— Что сделал? — словно задумавшись, медленно повторил полковник. — А как сам думаешь? — в свою очередь спросил он.

Все четверо молчали.

Не дождавшись ответа, полковник заговорил:

— Награждают за солдатский подвиг, вот за что. Чего уставились? Войны нет, скажете. Верно, нет. Но служба-то военная есть. Она, как в годы войны, так и в мирное время, остается нелегкой. И место подвигу в ней всегда есть. Случается, и в мирные дни солдат уничтожает зримого и незримого врага, и в мирные дни погибает. Извлекая старый фугас, мину замедленного действия, разве не рискуют саперы жизнью?.. — полковник помолчал и закончил: — Вот и вы разминировали электростанцию в особо сложных и опасных условиях. Чем же они отличались от боевых? Ничем. Вы совершали самый настоящий подвиг.

Так вот в чем дело! Их представляли к наградам за разминирование. Левашов знал, что и сегодня награждают иногда орденами и медалями саперов за сложное разминирование. Но как-то не связывал все это со своим именем и именами своих подчиненных.

Церемония награждения состоялась вечером, она приурочивалась к важной для города памятной дате. Поэтому их и вызвали так срочно прямо с учений. Большой зал Дома офицеров был переполнен. На темных пиджаках ветеранов и парадных кителях офицеров сверкали ордена и медали. Пришли пионеры, приехали гости. В фойе играл духовой оркестр.

На сцене в президиуме сидели особо заслуженные люди: шахтеры, ткачихи, колхозники. Одна с виду совсем девчонка, а смотри-ка — Герой Социалистического Труда!

Все было очень торжественно. Внесены боевые Знамена частей, с приветствием выступили и ветеран войны, Герой Советского Союза, кавалер ордена Славы трех степеней, а ныне знатный механизатор, и академик, бывший в сороковые годы бойцом народного ополчения, и та самая девчонка — Герой Социалистического Труда, уже давно работавшая в счет будущей пятилетки и, что особенно поразило Левашова, совершившая пятьдесят прыжков с парашютом. От воинов-десантников выступил украшенный орденами ветеран, которому хлопали особенно громко.

А потом настал момент, когда пятнадцать солдат и офицеров пригласили на сцену. Они вышли строем и замерли по стойке «смирно», пока зачитывали Указ Президиума Верховного Совета.

«За разминирование бывших районов военных действий, — торжественно звучали в наступившей тишине слова указа, — и проявленные при этом мужество и отвагу наградить орденом Красной Звезды: гвардии лейтенанта Гоцелидзе Арчила Вахтанговича, гвардии лейтенанта Левашова Юрия Александровича, капитана…»

Четыре человека были награждены орденами, одиннадцать, в том числе Копытко и Букреев, — медалями «За отвагу». Первый секретарь обкома, депутат Верховного Совета СССР, еще молодой, с полным, добродушным лицом, вручал награду, крепко жал руку и поздравлял каждого в отдельности.

И каждый четко, по-военному поворачивался к залу и громко произносил: «Служу Советскому Союзу!»

Потом была художественная часть, на сцене кто-то пел, танцевал, но Левашов ничего не слышал. Его охватило блаженное настроение. «Эвфория», — сказал бы, наверное, эрудит Розанов. Но Розанова не было рядом. И Цурикова, и Шурова. И Наташи тоже… Ему захотелось скорее помчаться к ней, домой, к друзьям, в свою роту…