Александр Кулешов - Белый ветер

У Наташи был спокойный, сдержанный характер, но, оказывается, она прекрасно представляла все особенности его службы. Она-то хорошо знала, что значит ждать близкого человека, каждый вечер подавляя страх за него в тайниках души. Ведь отец ее был испытателем. И однажды она не дождалась его…

Наташа вернулась в комнату раскрасневшаяся от холодной воды, аккуратно причесанная, даже улыбающаяся. Она преувеличенно хлопотливо завозилась у стола, где все яства так и остались нетронутыми.

— Что же ты молчишь? Ничего не рассказываешь, ничего не ешь. Ты посмотри, чего я тебе наготовила!

Но рассказчиком он оказался плохим: говорил вяло, монотонно и скучно, бормотал что-то об учениях, о переправе, об «убитом» Кузнецове и громогласном подполковнике-посреднике, о неожиданном вызове в область и торжественной церемонии награждения. Ибо все то, что недавно казалось таким значительным и чем он хотел поделиться с ней, вдруг поблекло перед ее невысказанными чувствами.

Тогда она пришла ему на выручку. Стала громко смеяться, с деланным восхищением рассматривала его орденскую книжку. Так они сидели долго-долго.

А когда собрались спать, прозвонил будильник и надо было отправляться на службу.

Они вздрогнули от резкого звонка, удивленно посмотрели друг на друга и расхохотались.

— Будем завтракать? — весело спросила Наташа.

— Будем.

И перешел тот торжественный ужин в завтрак, тот памятный вечер — в утро.

Дел у Левашова, как всегда, хватало. Предстояло ротное комсомольское собрание, посвященное подведению итогов учений. Об учениях рассказывали и новый фильм, и фотогазета, которые готовили Гоцелидзе с Букреевым, а Левашов был в качестве консультанта.

Да еще майор Субботин дал неожиданное и непонятное задание: быть готовым поделиться с кем-то на каком-то совещании опытом своей работы.

— И смотрите, каждую фразу выверьте, чтоб весь текст был пять-шесть страничек, не больше, — почему-то потребовал он.

Комбат Логинов, вернувшийся с учений лишь через несколько дней, сразу же пригласил Левашова и других награжденных, чтобы лично поздравить их.

Поздравляли и капитан Кузнецов, и другие офицеры. Прилетел на один день Цуриков и сообщил, что готовит новый очерк о Левашове, на этот раз в толстый журнал.

— В газете не вышло, — недовольно буркнул он. — Я намекнул редактору, тот говорит: «Что ж, у нас в армии один твой Левашов служит, чтоб о нем через номер материал давать?» Рутинер! Но я все-таки корреспонденцию о том вечере протолкнул и о твоем награждении в ней упомянул.

Цуриков хитро улыбнулся и немного обиделся на то, что Левашов не выразил особого восторга в ответ на его сообщение.

Цуриков выдвинул гениальный проект: всем вместе встретить Новый год! Розанов уже сказал, что сумеет приехать, Шуров и Левашов на месте, он прихватит свою Валюху и тоже подскочит. Таким образом, после стольких лет они все четверо будут вместе в новогоднюю ночь! Потрясающе!

Он долго еще распространялся на эту тему, строя всяческие планы, чтобы возможно лучше обставить их дружеский сбор.

Шуров тоже частенько заглядывал «на огонек». И в переносном, и в буквальном смысле, как шутил он, поскольку Левашовы приобрели телевизор.

У него в работе наступил «передых».

— Вам на радость, а мне на горе снижается преступность, — притворно сокрушался он. — Скоро останусь без дела. Перейду к вам, десантникам, инструктором парашютной подготовки.

Доклад еще не был готов, когда майор Субботин вызвал Левашова.

— Вот что, — сказал он ему, — собирайся, едем с тобой на Всеармейское совещание политработников. Возможно, тебе дадут слово. Смекаешь, к чему готовился? Представляешь, что это будет за совещание?

Левашов представлял. Из всех округов, из многих воинских частей съедутся в столицу лучшие политработники, чтобы обменяться опытом. Доклад будет делать сам министр, потом выступят лучшие из лучших. Теперь он понял, зачем начальник политотдела требовал выверять каждое слово…

И через несколько дней они вместе с майором Субботиным отбыли в Москву.

О том, что произошло в столице, Наташа узнала из подробного отчета в центральной военной газете, подписанного все тем же вездесущим Цуриковым. В газете сообщалось, что Левашов в числе других ораторов выступил на совещании и что на заключительном заседании был зачитан приказ Министра обороны, в соответствии с которым группе молодых офицеров досрочно присваивалось очередное воинское звание. Старшим лейтенантом стал и ее муж.

Сначала Наташа не поверила. Но когда к ней с поздравлениями пришли Кузнецов и другие офицеры роты, стало ясно, что это не описка, а реальность. И она рассердилась на мужа за молчание. Уж кому, как не ему, следовало бы сообщить ей радостную новость первым.

А он просто не успел. Все случилось так неожиданно, а времени было так мало, что Левашов и опомнился-то, лишь оказавшись в поезде, который помчал его домой. За окнами вагонов необозримо простиралось над снегами белесое зимнее небо, искрились под солнцем снега, уходящие в необъятную даль.

Все было светло кругом.

«Скоро будет Новый год, — размышлял Левашов. — Всего один год пролетел, а сколько счастливых событий произошло!»

Он думал о Наташе, о полученной им недавно высокой награде, о новом звании, о старых друзьях, с которыми проведет новогоднюю ночь, и о тех, что стали его друзьями недавно; о своих солдатах, о военной службе, которую так полюбил.

И совсем не думал о сырой, темной камере заминированной электростанции и огненном урагане в горящих лесах, о ночных парашютных прыжках и дальних таежных переходах, об изнурительных занятиях на морозе, под проливным дождем, под жгучим солнцем. Не думал о ежечасных заботах, огорчениях, трудностях, о бессонных ночах, тревожных днях, полных физического напряжения, о жестоких испытаниях сил, воли и нервов…

А на вокзале его встретила Наташа, и — подумать только! — опять с цветами.

— Ты что, их воруешь? — спросил он весело по дороге домой.

— Пока нет, но если у тебя что ни день, то новые причины для поздравлений, придется. Почему сам не сообщил? Если бы не газета…

— Цуриков снова отличился? Я даже не знал. Прости, родная, закрутился. А что касается причин — все лавры кончились, — сказал он серьезно. — Дальше — суровая проза будней. Вот разве что…

— Что? — насторожилась Наташа.

— Да подумываю об академии. Представляешь, будем в Москве! Поступишь в музыкальное училище. Только не в то, где этот твой…

— Перестань, Юра, — перебила Наташа. — Ну зачем старое ворошить?

— Академия! Это такие горизонты… — мечтательно рассуждал Левашов.

Он замолчал.

— А не рановато ли? — неожиданно спросила Наташа. — Ты ведь только-только начал служить по-настоящему…