Александр Кулешов - Белый ветер

Он нахмурился, почувствовав ее правоту. Годок-другой послужить еще придется.

— Разве дело в сроках, — неопределенно заметил он.

Наташа пожала плечами.

Как ни странно, почти те же мысли высказал и Кузнецов, когда Левашов наутро явился в роту.

— Поздравляю, поздравляю, — улыбнулся капитан. — Круто в гору берешь. Небось на академию мечтаешь замахнуться?

Левашову не понравилось, что его тайные планы так легко разгадываются.

— Да ну какая академия, Василий Акимович… — хмыкнул он.

— Тебе виднее, но я бы на твоем месте не спешил. Ты уже многое знаешь, но еще больше узнаешь, коль подольше в войсках послужишь. Академия от тебя не уйдет…

Левашов промолчал, однако слова капитана Кузнецова оставили неприятный осадок в его душе.

Впрочем, к этому разговору они с Кузнецовым больше не возвращались. Повседневная служба быстро затянула его в свою суматошную орбиту. И даже к тому, что обращались к нему теперь, прибавляя к прежнему званию слово «старший», Левашов тоже быстро привык.

Дни летели с калейдоскопической пестротой. Зима зимой, но строевые и тактические занятия, и изучение уставов, и минирование, и прыжки с парашютом, и штурмовая полоса, и стрельбы, и физическая подготовка не прекращаются. Остаются политинформации, занятия, семинары, совещания, боевые листки, стенная и фотогазета…

Не успел Левашов оглянуться, а Новый год уже на носу. Подходил он со снегами, с забористыми морозами. Томин и его «лыжный» взвод радовались настоящей зиме больше всех. Да и Левашову хотелось пройтись с ветерком по накатанной лыжне.

Ефросинья Саввишна давненько не появлялась дома — внучка болела коклюшем, — так что теперь Левашовы были в квартире одни. Наташа сама готовила новогодний стол. Розанов телеграфировал, что прибудет 30-го утром. Цуриков с Валей обещали приехать пораньше. Шуров был под рукой, даже помогал иногда Наташе в хозяйственных хлопотах.

В ожидании дружеской встречи Левашов пребывал в отличном настроении. Однажды Наташа с удивлением услышала, как, бреясь утром, ее муж громко запел:

Не зная слов песни, он, по крайней мере, раз двадцать повторял эти две строки, пока Наташа не прервала его:

— Хоть бы слова выучил, раз уж певцом заделался. Завтра же куплю тебе песенник.

— Разве я пою? — искренне удивился он. — Мне казалось, я молча бреюсь.

— С бритьем у тебя лучше получается, — критически заметила Наташа, но он не расслышал за треском электробритвы.

Торопливо завтракая, Левашов все же успевал обсуждать детали предстоящего новогоднего торжества. Наташа помалкивала.

— Ты только подумай, — радовался он, — наконец-то все четверо вместе. И ты с нами! Самые близкие мне люди…

— А разве новых близких людей у тебя за это время не прибавилось? — неожиданно серьезно спросила она.

Прибавилось, конечно: капитан Кузнецов, Русанов, Томин, Власов, Гоцелидзе, его активисты, гвардейцы, вся его рота. Разве она не стала для него по-настоящему близкой?

— Да, ты права, — раздумчиво проговорил он. — Так привязался к ним, что с болью буду когда-нибудь отрывать их от сердца. Хорошо, если расставаться придется не скоро.

— Кто знает. — Наташа смотрела в окно. — Военным людям дальше завтрашнего дня загадывать не положено.

Она словно в воду смотрела.

В 16.00 того же дня заместителя командира роты по политчасти гвардии старшего лейтенанта Левашова вызвал заместитель командира батальона гвардии майор Субботин. В комнате находился прибывший из политотдела ВДВ полковник.

— Садитесь, — любезно предложил он стул. И посмотрел на Левашова. Он улыбался, но во взгляде Субботина Левашову почудилась какая-то непонятная грусть.

— Ну как дела? — спросил Левашова полковник.

В его вопросе не было ничего необычного: приезжающие начальники частенько вызывали политработников всех степеней, расспрашивали, интересовались, постепенно переводили разговор на трудные вопросы, которые следовало разрешить, на заботы, в которых надо было помочь. Полковник умел незаметно вызывать на откровенность, проявлял горячую заинтересованность, любил поспорить. Ему не нравились люди, быстро и с готовностью соглашавшиеся с мнением начальства. Он предпочитал ершистых, искренне настаивавших на своем, пусть порой заблуждавшихся и менявших свое мнение тоже искренне, под влиянием его логики, а не его полковничьих погон.

Левашов стал увлеченно рассказывать о делах роты, ожидая интересных, как всегда, советов.

Но в какой-то момент вдруг почувствовал, что приезжий полковник слушает его рассеянно, что мысли его где-то далеко.

Он скомкал доклад и замолчал.

— Так, ясно, — заключил полковник таким тоном, что Левашов понял — ничего-то ему не ясно, потому что он вовсе не слушал.

— Вот что, Левашов, — начал он после паузы. — Вы — толковый офицер, прирожденный политработник И на глазах выросли вы за этот год. Иные вам теперь масштабы нужны. — Он снова помолчал. — Есть решение назначить вас заместителем командира батальона по политчасти. Не думаю, что вы будете отказываться. Но порядок есть порядок. Полагается, чтоб состоялся предварительный разговор… Согласны ли вы принять это предложение, старший лейтенант Левашов?

— Согласен, товарищ полковник, — быстро ответил Левашов.

— Только вот тут какое дело, — замялся полковник. — Речь идет не о вашем батальоне, товарищ Субботин уходить, по-моему, не собирается. — Он весело посмотрел на майора.

— А о каком? — растерянно спросил Левашов.

Мысль, что его назначат замкомбата в другое место, просто не пришла ему в голову.

— Даже не вашего округа, — не обратив внимания на его вопрос, продолжал полковник. — В гвардейскую орденоносную воздушно-десантную дивизию. Расквартирована она далеко отсюда. Городок, где стоит часть, крохотный. Климат пожестче. Да и подразделение другое. Ну и еще одна складывается неприятная ситуация: 31-го утром надо обязательно быть на месте. То есть через три дня вылетать. — Полковник замолчал. — Готов, гвардеец? — спросил он после паузы.

Левашов четко ответил:

— Так точно, товарищ полковник!

— А жена? — спросил тот. — С ней разве не будете советоваться? Она согласится?

Левашов молчал. Действительно, как Наташа? «Крохотный городок… климат пожестче…» Что она там будет делать, где работать, с кем дружить?

— Не знаю, — честно ответил он.

— Посоветуйтесь, поговорите, — сказал полковник, — и завтра в девять будьте здесь с окончательным ответом.

Отдав честь, Левашов покинул кабинет.

Он шел домой, задумавшись.

Так что сказать Наташе?

Можно отказаться, неволить не будут. Остаться и ждать, пока освободится место у себя, — год, может быть, два. Конечно, и на прежнем месте он не будет топтаться на месте. Левашов усмехнулся невольному каламбуру. Расти, учиться можно всегда. И все же на должности замкомбата возможностей для этого куда больше. Но Наташа? Ведь здесь у нее любимое дело, только что налаженная жизнь, круг друзей. Для нее это удар…