Александр Кулешов - Белый ветер

Некоторое время он наблюдал картину оживленной переправы — артиллерийские орудия, самоходные установки, машины спешили на правый берег, ритмично извивался под их тяжестью мост. Потом, облегченно вздохнув, водолаз снова погрузился и медленно побрел дальше, к своим.

Что ж, один мост взорван, зато наведен другой…

Зотов уже подходил к месту выхода на поверхность, когда через облака им же поднятого ила разглядел круглый предмет, двигавшийся прямо на него. Сержант был опытнее первого водолаза. Он понял, что это плавучая мина. И мгновенно оценил обстановку. Сейчас мина достигнет переправы и разметет ее без остатка. Даже если саперы заметят мину, они уже ничего не смогут сделать. Погибнет не только артиллерия, которая в этот момент окажется на мосту, погибнут люди, будет уничтожен единственный путь, по которому идет помощь десантникам на правобережье.

Мина приближалась. Легко и быстро плывущая по течению, она в действительности — Зотов хорошо знал это — была тяжелой, ее толстые металлические стенки хранили заряд огромной мощности. Тщательно рассчитанный, подвешенный снизу груз держал мину на заданной глубине.

Оголенные взрыватели тонкими рогами торчали в стороны.

Вот она в шести метрах, в пяти, в четырех… Вот она рядом.

И тогда Зотов, включив на мгновение камеру всплытия, совершает в воде стремительный и плавный прыжок, ловким движением схватывает взрыватели и повисает на них.

Что же происходит дальше?

Происходят одновременно два действия, вернее, действие раздваивается. На условное и фактическое.

По условному — с чудовищным, всепоглощающим грохотом к небу взмывает столб воды и огня, унося в небытие то, что еще секунду назад было сержантом Зотовым, комсгрупоргом водолазов. От взрывной волны встряхивает понтонную переправу, сбивает в воду зазевавшегося сапера. Зато мост продолжает жить, продолжают свой безостановочный марш тяжелые машины туда, на правый берег, где их так ждут, где они отразят атаки танков, спасут десант и дадут возможность главным силам «южных» прорваться к реке.

Новой мины не будет, саперы Левашова уже установили верховую заставу.

А по фактическому действию — к всплывшему Зотову подходит резиновая шлюпка, с нее склоняется капитан-посредник и, деловито постучав по шлему водолаза, жестом приглашает сержанта на берег — точно так же, как раньше сделал это с его предшественником.

Зотов уцепился за борт шлюпки и вскоре оказался на берегу. Когда с него сняли шлем, капитан сказал:

— Находчивый ты парень: сам погиб, переправу спас. Большой вашим плюс ставим. А уж как твои действия начальство оценит — не знаю. — Он вдруг стал задумчивым. — Сложный случай, брат, сложный. Нечасто такое на учениях встречается. Как думаешь, лейтенант? Нечасто? — повернулся он ко второму офицеру.

Они снова спустились в лодку и продолжали курсирование по своему участку реки. А Зотов снял тяжеленный водолазный костюм и, взвалив на плечи, усталым шагом направился дальше уже по берегу…

На учениях, конечно, не трудно «ценой своей жизни» обезвредить мину. Но как бы поступил сержант Зотов в реальной обстановке, пошел бы он на верную смерть? Об этом размышлял Левашов, когда много позже тот эпизод обсуждался на разборе итогов учений. Кто-то сомневался, даже иронизировал, кто-то пожимал плечами: мол, трудно сказать. Но большинство, и он, Левашов, в том числе, не сомневались: да, пошел бы Зотов на верную смерть ради товарищей! Они верили в высокий моральный дух своих солдат.

…Противотанковый резерв перешел на правый берег и с ходу вступил в бой. Под его огнем контратаки «северных» захлебнулись, танки отошли назад, стрелковые цепи замолкли.

А «южные» усилили давление. Теперь весь этот участок правобережья, где «северные», зажатые между десантниками Оганяна и главными силами «южных», сопротивлялись из последних сил, представлял собой сплошное море огня.

И настал момент, когда, прорвав во многих местах фронт, окружая и уничтожая разрозненные подразделения «противника», «южные» вышли к реке и неудержимой лавиной двинулись на левый берег. Боевые машины шли по дну, мотопехота переправлялась на подручных средствах, орудия, грузовики — по мосту, наведенному саперами-десантниками.

И Левашов, руководивший переправой, решал множество возникавших по ходу дела задач; он забыл о сне и еде, как, впрочем, и все солдаты. Они несли свою службу до тех пор, пока не подошли инженерные подразделения наступающих и не начали восстановление взорванного моста, а также наведение новых переправ. Все это время основные силы десанта расширяли плацдарм на левом берегу, готовили полосу нового решительного наступления.

…Все дальше уходили шумы боя. Опускались сумерки, и над всем полем сражения стлалась лиловая, густая пелена — то ли пороховые дымы, то ли вечерняя мгла. Но рядом буйствовали, не желая уступать, осенние краски багряных и медно-золотистых лесов, желтых луговых трав. Величие природы не могли нарушить никакие военные приметы.

Лежа на спине, подложив руки под голову, Левашов смотрел на темнеющее густо-фиолетовое небо, вдыхал аромат вечерних луговых трав, свежего, напоенного лесными запахами ветерка. А мысленным взором он видел движение всех этих бесконечных танковых колонн, артиллерийских дивизионов, нескончаемые вереницы бронетранспортеров с солдатами, что шли и шли с того берега по десяткам уже наведенных переправ, в том числе и по его. Где-то там, в штабе учений, генералы уже нанесли на своих картах большие стрелы наступавших «южных», смявших и поломавших гребенки «северных». И очертили пространства районов высадки десанта, веснушки минных полей, ребристые палочки переправ через синий шнурок реки.

Такие карты остаются и после настоящих войн. Опытный историк или полководец и через сто лет прочтет по ним, как по книге, все, что происходило на полях сражений. Разглядит за красными, синими, черными знаками искусство, мужество, стойкость и неумение, растерянность, трусость. Узнает по скупым цифрам и литерам названия дивизий, полков и батальонов, покрывших себя славой, а покопавшись в архивах, узнает и имена их командиров.

Десант — лишь эпизод из многих на этих больших учениях. Доклад о нем в вышестоящем штабе и займет-то небось всего две-три минуты. Но минуты эти вберут в себя сотни маленьких эпизодов: и трагедию «погибших» водолазов, и блестящую операцию минеров, обеспечивших внезапное нападение на ракетные установки противника, и драматические события при наведении переправы, и много-много других…

Почему вдруг Левашов думает сейчас о настоящей войне? Ведь здесь всего лишь учения, где все условно.

Не потому ли, что теперешние сражения не только модель, но и репетиция боя? Потому они и называются учениями. В нынешние времена грань, отделяющая последние секунды мирного дня от первых — военного, уловима ли? В самый спокойный будничный день можно оказаться нежданно в горниле боев…