Николай Лохматов - Булатов курган

«Так это крестник Пояркова! — удивился Кондрат. — Цел еще? Ну, живи, живи…» Он никогда не видел лося так близко. Ему захотелось протянуть руку, погладить его между рогов, ласково потрепать ладонью по длинной шее.

Человек и зверь, будто зачарованные, следили друг за другом.

Откуда-то пронесся порыв ветра. Затрепетала хвоя на елках, зашумели, залопотали листья на молодых березках. Лес загудел, зарокотал.

Всполошилась, забила тревогу сойка. Висевшая в воздухе нога лося со стуком опустилась на землю. Легко, как птица, взметнулось в кустах стройное тело — и исчезло. Только сквозь ропот леса слышалось, как под крепкими копытами трещал сухой валежник да шумел кустарник.

— Ну и труслив, — улыбнулся Кондрат. — Я же тебе, дурень, добра желаю…

И тут неизвестно откуда пришло решение. Может, этому помог лось, а может, оно результат последних бессонных ночей. Пусть, откуда бы оно ни пришло, а завтра он пойдет в город, в союз охотников. Наде об этом пока не скажет.

Ромашкой и чертополохом веяло от распаренной солнцем травы и копен. Свежим и пряным настоем сена тянуло, казалось, даже от клубившейся над лугом тучи. Только люди не замечали этого, торопились до дождя уложить стог.

Вот уже который день они приходили на луг: косили, разбивали ряды, сушили траву, копнили, стоговали. Под конец все устали, натрудили руки. Последний стог кособочился, раздавался в ширину. Сколько ни бились, дело не ладилось.

— Да не лотоши ты, Авдотья! — крикнула Варвара. — Бери поменьше, чтобы обратно не сыпалось.

— Не учи ученого, — огрызнулась та, — не первый день замужем…

На стог один за другим взлетали навильники. Метальщики, стоявшие наверху, едва успевали перехватывать граблями.

— А ну держи, Гавриловна!

— Хватай скорее, Надя! — то и дело слышались команды подавальщиков.

Жбанова и Надя приминали сено босыми ногами. В рот забивалась горьковатая пыль. Она оседала на потные лица, растекаясь грязными ручейками. За воротники попадала труха, прилипала к телу, кололась.

— Насть, а Насть, опять в сторону смотрит, — крикнула наверх Варвара. — Дунет ветерком — сама с ним наземь полетишь.

Жбанова остановилась, вытерла косынкой лицо.

— Ты скоро заменишь меня, дядя Игнат? — обратилась она к Реброву. — Моченьки нет. Тут в самую пору мужику управляться.

— Плох из меня мужик. — Опершись на вилы, старик посмотрел наверх. — Укатали, видно, сивку. Где уж мне! — Он подхватил навильник, сказал: — Бери, Гавриловна, уложи его на самый край.

— Ишь хитрый-митрий! — крикнула Нюська. — Поглубже пашет да шире косой машет. Труда не жалеет, вот и богатеет.

— Разбогател, ничего не скажешь! — Лицо конюха скривилось в улыбке. — Лапти снимаем, босиком шагаем.

Кравцова, не отрываясь от дела, подбадривала:

— Ну, девки, нажмем…

— Чего же не поднажать? — охотно согласился Ребров, показывая глазами на тучу. — Вон как замолаживает. До дождя управиться надо, не то все пойдет прахом.

— К чему все эти мытарства? — сбив на затылок платок, вдруг закричала Авдотья.

— Ну, закудахтала! — обрезала ее Варвара. — Живот, что ли, надорвала?

— Разве неправда? Мужиков в деревне уйма, а дела коснулось — в кусты! — воткнув в землю вилы, вспыхнула Нюська. — Замыкали одних бабенок. В каждый след толкают.

— Что ты говоришь такое? — ехидно улыбнулась Авдотья. — Они все заняты важными делами.

— А ты думала? — снова подхватила Нюська. — Кто кладовщик, кто весовщик, кто пчеловод, а кто садовод, кто сторож, кто мельник, а кто просто бездельник.

— Кто пьяница, кто несмышленыш, а кто лентяй — ручки в брючки, — с той же ехидцей добавила Авдотья.

— Затараторили, сороки. Плотник, да не работник, — передразнил Ребров. — Сами тоже не ахти как разломились. Больше лясы точите…

Варвара не перебивала. В бригаде кроме старика Реброва сенокосом только и занимались женщины.

— К черту!.. — закричала Авдотья и, положив на плечо вилы, шагнула к подводам. — Своего дела невпроворот, а тут с луга по неделям не выбираешься. Поехали, бабы!

— А что, на самом деле, нам больше всех нужно?! — поддержали остальные и, прихватив с собой вилы и грабли, двинулись к повозкам.

Наверху остались Надя и Жбанова, да у стога моргал покрасневшими веками Ребров.

— Одумайтесь, бабы!.. — рванулась за толпой Варвара.

— Тебе больше всех надо, ты и стогуй!

— Она же за старшую, перед Бадейкиным выслуживается! — не унимались женщины.

Из-за стога, где стояли подводы, вышел Алешин. В одной руке он держал соломенную шляпу, в другой — метелку из луговых трав.

— Вы что развозились? Хотите добро сгноить? — прозвучал его голос.

Все остановились.

— Откуда тебя еще черти вынесли? — злобно выкрикнула Авдотья.

— Своих указчиков хоть отбавляй, — пробормотала Нюська.

Алешин сделал вид, что не расслышал их слов, отошел в сторону и, надев шляпу, начал мять папиросу.

— Угости, Степаныч, городской, — попросил Ребров. — От самосаду душит.

— Надо, дед, отвыкать, коли душить начало. Здоровье дороже табака.

— Да лях с ним, со здоровьем этим. Больно мы нужны кому! — Старик закашлялся. — Мужику такой табак не под стать, легок больно.

— От сена подальше, куряки! — заметила Нюська.

— Замечание правильное, — согласился секретарь.

Он посмотрел на тучу, заслоняющую над лугом солнце, потом на стоящих женщин, спросил:

— А чего вы ждете? Пока сено дождем намочит?

— Тебе что за печаль? — выступила вперед Авдотья. — Сено наше, что хотим с ним, то и делаем!..

— Авдотья, обуздай язык! — одернула ее сверху со стога Жбанова. — О нас тревожится человек.

— Больно нужны мы ему. Он скорее печется за себя. Сделаем дело, и его похвалят.

Отстранив Авдотью, в круг вошла Нюська, широко раскинула руки, озорно выкрикнула:

— Расступись, народ. Дайте вилы секретарю райкома. Разве не видите, пособлять пришел?..

— Могу и помочь! — Алешин начал засучивать рукава. — Только чур не отставать.

— Цыплят по осени считают, — дерзко ответила Авдотья. Она взяла увесистый навильник, бросила его на стог.

— Держись, молодец, посмотрим, почем сотня гребешков! — подхватила Нюська.

Алешин поплевал на ладони, всадил вилы в первую попавшуюся копну, увесистый навильник поднял над головой.

— Бросай на меня! — крикнула Жбанова и подхватила сено граблями.

Алешин дернул за черенок. Вилы выскользнули из рук, ударились о землю, отвалился один рожок.

— Это тебе не бумажки писать, тут думать надо! — не унималась Авдотья.

— Ничего, попервости бывает! — услышал он позади себя голос Варвары. — Возьмите мои. Они поудобнее.

— Ничего, пусть привыкает! — насмешливо бросила Авдотья. — Это пользительно.