Николай Лохматов - Булатов курган

Матерый встал, прихрамывая на одну ногу, шаткой походкой двинулся на охотника. Кондрат выхватил из-за голенища нож, приготовился к схватке. Волк споткнулся о пень, упал. Уронив голову на вытянутые лапы, он шумно выдохнул воздух и притих. Кондрат долго стоял у дерева, не решаясь подойти к зверю.

Шкуру с волка снял только к вечеру. Затолкав ее в рюкзак, пошел от оврага.

Темнело. Тонкой кисеей колебался туман. Наступала росистая летняя ночь, с таинственными шорохами, писком комаров…

На деревне заиграла гармонь. В прозрачном вечернем воздухе далеко разносились ее звонкие переливы. Высоко поднялся девичий голос, затрепетал и оборвался. Его подхватил мужской голос. Кондрат знал, что пауза заполнена пляской: парень выкидывает коленце, вьюном носится вокруг девушки. «Эх, частушки, частушки, все можно рассказать и показать — и насмешку, и огрехи в работе, и любовь, столь же робкую, как и горячую».

Когда-то и он в молодости объяснялся через частушки со своей Варварой. Но это только поначалу, потом нашлись слова.

Песня смолкла. Слышалось только, как над головой, качаясь, шумели сосны. Они никогда не молчали: и в тихую погоду летом, и в морозный зимний день — всегда шумели, будто рассказывали о чем-то большом, пели о неведомом, шептали о своих тайнах, которые хранили целую вечность.

Кондрату правился их шепот. Он будил в нем самое сокровенное. Размышление нарушил взлет ночной птицы. «Козодой за ночными жуками охотится», — отметил он. Минуту спустя над ним невидимо пролетела выпь, прокричав свое «кехе-а-а-ое». В стороне ей отозвалась другая. Так кричит она обычно перед отлетом. Кондрат с грустью подумал, что скоро наступит осень. И вдруг ненужной, даже глупой показалась ему эта одинокая жизнь. Его потянуло домой, к Наде, запросто, по душам поговорить с ней.

Между деревьями приветливо замигал, засветился огонек. Кондрат обрадовался ему, как дорогой находке.

Варвара наполнила водой чайник, поставила в костер. Подбросила дров. Сразу потемнело, словно наплыло облако. По хворосту побежали зеленоватые жучки. Их становилось все больше и больше. От яркого света она зажмурилась и так сидела не двигаясь. У оврага в ивняке шарил ветер. Далеко за лесом играла гармонь. Она заливалась то залихватски весело, то грустно и нежно, заманивая девчат.

Невесело стало на душе у Варвары. Теплый ветер, поющая гармонь и это темное небо над головой — все напоминало о чем-то давно пережитом, чему уже не суждено повториться.

У ног покачивались иван-да-марья. Чуть поодаль, склонив к земле золотистые чашечки, задремали лютики. «Будто неживые, и ветром их не трогает…» Варвара повернула голову. На тонких ножках весело закивали ей головками шаловливые ромашки. Было время, когда, бродя по лугу, она рвала эти цветы и, обрывая лепестки, гадала: любит или не любит ее Кондрат?

Варвара смахнула непрошеную слезу. Все, кажется, шло хорошо. И надо было Палашке болтнуть о ночном приходе к ней Бадейкина, плеснуть в костер масла! А Кондрат, как он мог такое подумать?.. Не случись такого, может, и жизнь повернула по-другому. Не отстранился бы он от людей. Порой она боится его. Хмурый, молчаливый, словно в душе он носит черные думы.

Со стороны леса послышался шорох. Она всмотрелась в темноту. Сплошной стеной чернел лес. «Должно, зверек пробежал или пролетела какая птица». Варвара подбросила в костер сухую ветку можжевельника. Хвоя затрещала, застреляла огнистыми стрелами. Ветерок наскочил на пламя, начал трепать. Снова подумала о Кондрате. «Говорят, он с Ниловной связался. Неужели правда?» Заломило грудь, по телу расплылось острое раздражение. «Ревную, а к чему?.. Егор все же ее бросил. Может, слухи не напрасные?»

В чайнике залопотала вода. Варвара палкой достала его из костра, бросила заварку.

— Поужинаю и спать… — старалась она отвлечь себя от невеселых дум. Развязала узелок, приготовила хлеб, очистила яйцо.

Шорох повторился. Варвара отошла от костра, прислушалась. Шум больше не прекращался. Он походил на шлепанье по траве.

«Кого-то несет…» — с трепетом подумала она.

Шаги слышались близко. Варвара ясно уже видела силуэт человека. В темноте он казался непомерно высоким. Из-за спины чернели стволы ружья.

— Принимай, хозяйка, гостя! — громко сказал он, выходя на свет костра.

— Да это никак ты, Кондрат! — В ее голосе прозвучали радостные нотки.

— Ого!.. Никак попал на соседку!..

— От тебя и в лесу не скроешься!

— Значит, судьба встретиться. — Кондрат поставил у костра ружье, положил рюкзак и отвязал патронташ.

— Дома не сидится тебе, — заметила Варвара, усаживаясь у костра.

— Мой дом теперь лес!

— Одичал совсем! Что с человеком может стать?..

Кондрат снял куртку, разостлал ее у костра, прилег. Варвара стыдливо одернула платье. Повыше черного голенища сапога мелькнуло золотистое округлое колено.

— Может, Кондрат, домой пойдем?

— Кто тебя ждет там?

Варвара налила в кружку чаю, бросила несколько кусков сахару и начала размешивать палочкой.

— Тогда давай повечерим да и отдыхать.

Она пододвинула к нему еду.

— Так дело не пойдет, — запротестовал Кондрат. Из кармана куртки он достал замотанный в газету сверток, пододвинул к Варваре нарезанное квадратиками сало и толстые ломти хлеба.

— Угощайся!

— Ты, оказывается, с запасом ходишь?

— Фронтовая привычка. Идешь на день — запасайся на неделю.

Варвара не сводила с него глаз. «Как это получается? — думала она. — Живет с тобой рядом много лет человек, работает, переживает трудности и вдруг узнаешь, что он, оказывается, совсем другой, а не такой, каким его считали».

— Косить, значит, пришла? — перебил он ее размышления. — И много еще дела?

— Только и успела пройти два ряда. В лесничестве задержалась, — сощурив глаза, Варвара взглянула на него. Она-то знала, какой он косарь. Под стать ему во всей округе не найдется. Взмахи широкие, ряды получались густые, как копны. Их порой было трудно разбивать.

— Что так далеко отвели? — поинтересовался он.

— И за это спасибо, желающих много, а лугов нет…

От оврага потянул ветерок. Сильней затрещали дрова в костре. Огонь, словно рыжий злой кот при встрече с заклятым врагом, ощетинился, выгибая спину, выкинул хвост трубой и зашипел.

— Непонятный ты какой-то стал, Кондрат, — заговорила Варвара. — Мужик ты был как мужик. А теперь смотрю — диву даюсь. Сколько силы пропадает даром!

Вспомнила, как воевала за него в обкоме. Подумала, что за такого стоило воевать. И не только с начальством. Воевать всегда, везде, каждый день…

Кондрату не понравились ее слова, хотя и понимал, что она права. Что-то хотел сказать резкое, но воздержался, отвел от нее взгляд. Отблески костра освещали бок копны, тревожный свет доставал до кромки леса. Одинокий куст ивы, росший на поляне, казался неизмеримо большим и черным. Кругом было тихо. Замолчала гармонь за лесом. Казалось, все уснуло.