Николай Лохматов - Булатов курган

— Замотался ты. Надо в правлении премию просить. Хотя бы на похмелку. Палашка небось не дает?

— Без нее обхожусь.

— Вот как! Где же ты берешь?

— Свинья грязи найдет! — И захохотал над своей неумелой шуткой, обдавая собеседницу острым водочным перегаром.

— Как же тебе удается?

— Секрет сельскохозяйственного производства…

Жбанова отвернулась. Вдали чернел Булатов курган. Над ним свесилось темное облако. Из оврага вытекало живым, пестрым ручьем стадо.

— Аль не по сердцу пришелся? — настороженно поднял голову Бадейкин.

— У своей Палашки спроси, она тебе скажет. Я о другом пекусь. Сено до сих пор не завезено. Люди и забыли о нем, а до меня очередь все не доходит.

— Какие люди?.. Ладно, привезем и тебе.

— Пока в копнах сгниет… — Она обиженно опустила голову, заморгала, сдерживая слезы. — Стога метать, так иди передом, а тут жди.

— Привезем, говорю. Приготовь только ребятам это самое, — он щелкнул себя по шее. — Подбросят в два счета.

— Я к этому непривычна.

— А ты не надо — нам больше достанется! Ты только подготовь. Завтра будет твое сено. Пойду Петру скажу, на тракторе притащит.

Жбанова укоризненно посмотрела ему вслед. «Не перевелись добрые люди. Вот тебе и доброта!»

Стадо пригнали. Коровы заняли свои стойла, лениво пережевывая жвачку. У ворот, отмахиваясь хвостом от оводов, Жбанову поджидала Малька.

— Выпучила глаза! — сердито крикнула она на корову. — Избаловалась… Пошла на место…

Малька покосилась на нее, заспешила к привязи.

Петр застал Жбанову во дворе. Она только что вернулась с фермы, доила корову. В ведро с шумом ударялись пенистые струйки молока. В узкие щели между бревен, в продолговатые оконца проникали солнечные лучи. Там, где они касались навоза, тучей вились мухи. Рядом, в закутке, повизгивала свинья. В омшанике закудахтали куры. На забор вскочил белый петух, вытянулся, заголосил.

— Чтоб тебе! — замахнулась Жбанова, вставая из-под коровы. — Оглушил, окаянный!

Петух взмахнул крыльями, с криком бросился к воротам. Жбанова снова села под корову.

Петр по-хозяйски осматривал двор. Закуток, где возилась свинья, пошатнулся, дверь едва держалась на полусгнивших веревках, колья и жерди в нем также подопрели. Казалось, толкни их — и обрушатся.

«Руки нужны», — подумал парень.

Подоив корову, подошла хозяйка.

— Плохо у меня? — спросила она. — Без мужика горе. Гвоздя некому прибить. Вот дождусь сына, а там он как хочет.

— Бадейкин приказал сено привезти. Зашел место приготовить, — сказал Петр.

— Спасибо тебе за доброе желание, только я уже все сделала. Наверх класть придется. Здесь вода затопила, негде.

Петр поднялся на чердак.

— Ну и ну! Сколько тут барахла.

В угол полетели доски, поломанные ящики, старые корзинки, разная домашняя утварь. По слегам почаще легли жерди.

Процедив молоко, по лестнице поднялась Жбанова.

— Теперь, тетя Насть, — сказал Петр, — ни одна травинка зря не пропадет…

Она благодарно взглянула на парня.

Дрова в печке горели жарко. Опершись на ухват, Жбанова смотрела на огонь. Сучья вспыхивали, заволакивались густыми клубами сизого дыма, теплились красными червячками на поду. Языки пламени обнимались с пузатыми котлами, изгибаясь, широкими лезвиями подпирали дымовую завесу. Завеса медленно, словно нехотя, подползала к загнетке, редела и внезапно проваливалась в черной пасти трубы.

Жбанова вспоминала о муже, который пропал на войне без вести, думала о сыне-сверхсрочнике.

Подпрыгивала, вытанцовывала в котле вода. Шипело на сковородке мясо. По избе растекался вкусный запах. Жбанова кочергой пододвинула под сковородку тлеющие угли, прикрыла топку заслонкой, зажгла лампу, нарезала хлеба, принесла из сенцев сало, малосольных огурцов, положила вилки, с полки достала два граненых стакана. Присела у стола и почувствовала, как устала.

Загремела входная дверь. На пороге будто вырос из-под земли Бадейкин, потянул носом.

— Вкусно, а-ах!

— Жениха жду, приготовилась встречать с хлебом-солью, — глаза у Жбановой вспыхнули. — С пустыми руками их в избу не затянешь.

Бадейкин шагнул к лавке, закурил. Из темноты следом показалась длинная фигура Петра. Он нерешительно встал у двери.

— Проходи, садись! — пригласила хозяйка.

— Завидую твоему, Насть, жениху, — жадно глотая слюну и потирая руки, ответил Бадейкин.

— Не прикидывайся, садись за стол, — отрезала Жбанова и достала водку.

— Вот это по-нашему!.. — потряс головой Бадейкин.

— На самом деле кого-то, тетя Насть, поджидаешь? — неловко присаживаясь к столу, спросил Петр.

— Чем вы не гости, хозяйничайте! Потчевать я не привыкла.

— Ты почаще приглашай нас, глядишь, и попривыкнешь, — пошутил Бадейкин. Ударом по дну бутылки он выбил пробку. Петру налил поменьше, свой стакан наполнил до краев. Выпили за здоровье хозяйки.

Жбанова от выпивки отказалась. Облокотись на стол, она следила за гостями. Глаза ее потухли.

— Не вешай носа, все хорошо будет. — Бадейкин налил еще себе водки. — Расскажи что-нибудь.

— Все уже сказано, — сокрушенно покачала она головой. — Угощайтесь, не глядите на меня, сыта по горло.

— И то дело. — Бадейкин опрокинул в рот водку.

Хозяйка достала из печки сковородку, подала на стол.

— Это вещь! Ой как пойдет под нее стопашка. Угодила ты, Насть!

Жбанова промолчала.

— Дядя Лаврентий говорит, пойдем проведаем, как там она управилась с делами, — проговорил Петр. — Как будто чуял.

— Нюх у меня на это тонкий, — поднял голову Бадейкин. — Учись, брат, в жизни не лишнее! — В свой стакан вылил остаток водки.

Петр, склонясь над столом, с аппетитом ел жаркое. Бадейкин, опрокинув в рот водку, крякнул:

— Хорошо, да мало!..

— Надо и совесть знать! — сказал парень, отодвинув тарелку.

Бадейкин, довольно улыбаясь, отвалился на спинку стула, свернул цигарку. Дым заклубился, сизоватой косой потянулся к лампе.

— Не у каждого только есть она.

— Ты что, Насть, взъелась? — лениво выпустив дым, спросил Бадейкин. — Обидел, что ли?

— Не крути хвостом! — крикнула она. — Будто и не знаешь? Может, я тебе это на последние делала.

— Кто тебя просил? — вдруг опомнившись, вскочил он. Рыжие усики запрыгали. — Сама приглашала, а теперь ерепенишься? — Он с опаской взглянул на Петра.

— Брось зубы точить, они у меня и так острые. — Жбанова отошла к печке. — Крохобор ты, вот кто…

Петр наконец понял, в чем дело, вышел из-за стола, приблизился к двери.

— Не знал я, тетя Насть! — выдавил он. — Не за этим пришел.

— Верю! Только знать надо, с кем ходишь.

Петр с опущенной головой шагнул в сенцы.

— Никудышный ты, Лаврентий, человек, — снова обратилась Жбанова к Бадейкину.