Николай Лохматов - Булатов курган

Трактор между тем уходил на другой конец загона. Гул мотора становился глуше.

— Так трудно, что и сказать не могу, — услышал Кондрат. — Подумаешь иногда: может, зря взялась? Слабая я…

Он обернулся и увидел на сваленных мешках двух женщин.

— Не нужно, милая, — отозвался немного хрипловатый голос Жбановой. — Ты молодая, сильная. Люди тебя поддержат. Миром все сделать можно. Вот без мира — дело никудышное.

«Да, — подумал Кондрат. — Ты права. Без мира — дело никудышное». Он внимательно вслушивался в разговор. Его поражали ласковые нотки голоса Жбановой. Женщина она строгая, а сейчас говорила мягко и тепло.

— Чего кручинишься? — добавила она. — Засеем дальнее поле овсом. Побольше свеклы посадим. Как они нас зимой выручили. А на парах горох попробуем. Вот нам и концентраты. Прямо сейчас надо поднатужиться и на первый случай сотенки полторы свиней поставить на откорм. Глядишь, и выскочим. Сосед-то твой умные вещи предлагал, а мы губы протрепали. Не хуже бы, чем у Плахова, у нас получилось.

«Помнят еще», — с радостью подумал Кондрат и решительно шагнул вперед.

— Кто тут? — испуганно вскочила Варвара. — А, это ты…

Кондрату показалось, что в ее голосе прозвучало разочарование.

— И какого рожна носит тебя по ночам? — проворчала Жбанова. — Людей только пугаешь.

— Не спится.

Кондрат подошел ближе. В темноте он показался Варваре особенно большим. Свет от фар упал на женщин. Кондрат встретился с ее глазами. Она отвернулась.

— Иди-ка, откуда пришел, не до тебя тут, — сказала Жбанова. — Или жалости ищешь?

Варвара молчала, низко опустив голову, пряча усталое бледное лицо. Ее рука скользнула вверх, надвинула на брови косынку. В тишине где-то в конце загона, словно огромный кузнечик, трещал трактор.

Неприветливая встреча обидела Кондрата. Он повернулся, зашагал в темноту. Ему хотелось в эту минуту, чтобы разразилась гроза.

Но дувший с востока ветер, комкая тучи, разорвал их и расшвырял по сторонам.

У перелеска Кондрата нагнал Ребров. Он ехал в председательской двуколке, запряженной вороным жеребцом.

— Садись, Романыч, подвезу, — крикнул старик, сдерживая Вороного.

Ехали молча. За перелеском заблестела речушка Безымянна. Прибрежные ивы склонились над бронзовой поверхностью воды. Солнце еще не всходило. Но оно вот-вот должно было выкатиться из-за кромки леса.

— Вода была, — сказал старик. — Где-то в верхах ливни прошли.

Совсем неширокая речушка вспухла и бурлила. Мутные, как бы заваренные глиной и песком потоки несли за собой захваченные на берегу бревна, хворост, щепу.

Кондрат засмотрелся, как волны неизвестно куда гнали широкий кленовый лист. Он то исчезал под водой, то неожиданно всплывал, трепеща на гребнях мелких, покрасневших в лучах восходящего солнца волн. Глядя на лист, Кондрат невольно вздохнул.

— Скажи, климат у нас совсем испортился, — прервал его размышления Ребров. — То сушь, то мокрынь — спасу нет!

Кондрат молчал.

— А я вчера в районе был, — продолжал старик. — Со всех колхозов звеньевых собирали. Твоя Надя выступала, говорит, что твой агроном!

Кондрату было странно слышать, с каким уважением отзываются о его дочери. Он достал кисет, потом протянул его Реброву.

— Почетную грамоту за свеклу получила. Большое дело!..

Двуколка мягко покачивалась на рессорах. Мимо неторопливо проплывал реденький ельничек. Солнце уже выкатилось. Оно заиграло, заискрилось в капельках росы. Птицы защебетали спросонья хрипло и недружно. Слышался призывный пастуший рожок.

— Как же вы, старики, девчонкам-то уступили? — подзадорил Кондрат. — Они ведь еще зелены.

— Это верно. Опытом мы покрепче будем. А у них наука. Да и силы у молодых куда больше. Опять же свеклу сеял ты рано, значит, она больше солнца получила. Потом звено-то Кравцовой! Большое дело Варвара Сергеевна доверила дочке твоей.

— Народ растет, а мы стареем, — безразлично бросил Кондрат.

— Рано в старики записываешься. Женись, сразу помолодеешь! Баба заснуть не даст. По себе знаю: старуха другой раз так повыбьет кислую шерсть, петухом ходишь.

Кондрат не ответил.

Ехали молча. Каждый был погружен в свои думы. Над головами таинственно шелестели деревья, будто прислушиваясь к разноголосому пенью пернатых. Впереди открылась широкая поляна, которую с трех сторон окаймляла Ока.

— Это ее участок. Интересуешься? — Ребров придержал Вороного. — Земля здесь плодородная. Будто нарочно для свеклы готовилась. Лучше и не надо.

Поляна была словно вышита ровными рядами нежно-зеленых посадок. Густые всходы переливались темными волнами.

— Если не упустят, отменный урожай будет, — оживился Кондрат.

— Эх, кабы раньше знать, разве довели бы так колхоз, — вздохнул Ребров. — И вдруг осадил жеребца. — Постой! Никак, беда?

У самой Оки суетился народ. Старик круто повернул вправо, взмахнул кнутом, и Вороной понес двуколку напрямик к поляне.

Кондрат сразу понял, в чем дело. Поле было низкое, к берегу оно возвышалось, упираясь крутым обрывом в реку. А в одном месте прямо из воды в середину поля вклинивалась неглубокая, но широкая лощина. Чтобы вода не заливала ее, колхозники устроили здесь запруду. Бурные потоки Оки размыли ее. Вода хлынула на поле, угрожая посадкам. Кондрат и Ребров с ходу начали грузить хворост, камни. Вокруг суетились люди, засыпали землей промоины. Пока старик отвозил груз, Кондрат не дожидался его, работал. Пудовые булыжники с шумом падали в воду, холодные струи окатывали его лицо.

Река начала заливать поле. Она хлестала через преграды. Часть рядков уже подмочило.

Промокший и грязный, остановился Кондрат уже к вечеру. Он посмотрел на реку. Мутная вода, распирая берега, мчалась вдаль. У запруды толпились люди. Кто-то ругался.

— Надо было в свое время засыпать устье лощины!

— Первый год поле пахали, простительно! — сказал Ребров, утирая лицо подолом рубахи. — А посадку все же спасли!

Кондрат искал глазами Варвару, но ее не было. Подошла Надя.

— Спасибо, папа! — тихо сказала она.

Кондрат молча смотрел на нее. Ему показалось, что глаза у дочери какие-то особенные — чуточку виноватые.

Он опять подумал о кленовом листке, который куда-то в неизвестность гнали бурные волны разбушевавшейся речушки. И вот, словно очнувшись, Кондрат робко оглянулся. Все смотрели на него: одни — с улыбкой, другие — с настороженным вниманием.

— Все же из норы вылез!.. — услышал Кондрат позади чей-то голос.

Он, будто вспомнив что-то, пошел, не ответив дочери, не перекинувшись ни с кем словом.

— Не трожь человека! — строго заговорил Ребров. — Не видишь — с лица сошел. Тебя бы на его место.

— Волков-то гонять? — с ехидной насмешкой прозвучал тот же голос.