Алмат Малатов - Immoralist. Кризис полудня

— Они все испортили — я мрачно тычу пальцем в опубликованный в молодежной газете свой лирический рассказ про первый снег. Зачем они заменили, еще и без спроса, «на хуй» на «на фиг», а «пидар» на «гей»? Политкорректоры херовы.

— И правильно! — оторвалась от газеты маменька. — Русская литература умерла из-за того, что все стали писать слово «хуй»! Она уже разложилась, а все равно все пишут это слово!

— Ну та. Фусская фитифатува, — сквозь камамбер прочавкал папа, — подавилась хуем. И умерла. Вот такая она нежная. Дай мне еще сыра.

— Я не вижу логики. В соседней колонке написано «хуяк!» — продолжаю возмущаться за семейным ужином я. — И ничего!

— А ты видела, что в три часа ночи по кабельному показывают? — постучала клюкой по полу бабушка. — Ты знаешь, что они там вытворяют?

— Мама, мне пятьдесят пять, у меня двое детей! Я прекрасно знаю, что они вытворяют! А вот ты зачем это смотришь?

— Ну так больше нечего, а мне не спится!

Я демонстративно затыкаю уши, но все-таки улыбаюсь.

В последний раз родную маму я видел в Москве с год назад. Вообще-то, есть только две ситуации, которые могут меня вывести из равновесия. Это приезд Чудовища и шопинг.

Сначала приехало Чудовище, по совместительству — родная мама. Мама любит дышать свежим воздухом. Самый свежий воздух, по мнению мамы, встречается на Тверской около шести вечера.

Что такое сыновний долг? Это променад с бодрой красавицей глубоко бальзаковского возраста по центру Москвы. Прогулка сопровождается ораторией на тему «Правильная жизнь, или не пора ли тебе завести пятерых-шестерых детей, я с ними буду играться, у всех моих подруг есть маленькие живые куколки, а у меня нет, еще у меня нет шубы из стриженой голубой норки, нет, не утешай меня, я так и умру без новой шубы, и меня похоронят в старой, нет, я не хочу ловить кошек в парадном, и красить их синькой, сойдись с бывшей женой, я к ней привыкла, мы с ней поедем в Чехию в мае, ты все равно извращенец, а она психиатр, почему бы вам не жить втроем, я хочу подарить Диме запонки, в которых папа на мне женился, они янтарные, в правой есть дохлая вошь, это очень ценно, как это — он не носит запонки?! »

Способ прекратить оживленное щебетание есть только один: шоппинг. Надо завести маму в косметический отдел, и тупо покупать ей все, на что она посмотрит. В течении пяти часов Чудовище будет перебирать новые цацки, и издавать довольные междометия.

Ни в коем случае нельзя кормить Чудовище. Безошибочно выбрав место со средним счетом 300 долларов на двоих, где обязательно встретятся мои самые неприятные знакомые, оно закажет суши, потому что «как заслуженный деятель космонавтики, я просто обязана поймать палками эту рисовую кашу с рыбой, пусть даже не с первого раза».

Весело поиграв с роллами, и попросив завернуть непойманное с собой — «пожилой даме в поезд», — мама приступает к гендерным изысканиям.

— Наверное, тебе надо было родиться девочкой, — окинув меня нехорошим взглядом, говорит родительница.

— Это еще зачем? — я давлюсь соком.

— Ну ты же чувствуешь себя женщиной!

— Мама, какой фильм ты смотрела в последний раз?

— Про принцессу в пустыне.

— Тааааак...

— Я человек старой формации, но очень тебя люблю, поэтому попробую принять тебя таким, как ты есть.

— Мама!!!

— Это я виновата, я хотела, чтобы родился мальчик.

— Мама, но мне нравится быть мальчиком! Ты представь себе девочку с моим ростом, моей длиной ног и моим характером! Ты представляешь, какая была бы сука?

— Ну да, была бы вся в меня, мы бы менялись тряпками. Я назвала бы тебя Айгюль.

— Мама, я мужчина. Причем уже не первой свежести.

— То есть, твой парень — женщина?

— Мама, ты много видела женщин с окладистой бородой?

— Только одну, в цирке. Я ничего не понимаю.

— Мама, мы оба мужчины.

— А как?

— А вот.

Лишившись месячной зарплаты, и лицемерно восхитившись фотографией свежесляпанной троюродной внучки, я вместе с мамой сажусь на экспресс в аэропорт — через два часа самолеты унесут ее — на Запад, меня — на Юг. В Харькове меня ждут друзья, мы едем машинами в Крым.

Когда-то мне дали почитать раритетный самиздат: роман «Симеизская любовь». Роман был ужасный, но описание поселка, в котором резвятся гомосексуалы всего СНГ, меня впечатлило. Прошло несколько лет, и друзья позвали меня прокатиться на авто в описанную в романе местность. Холостяками, без супругов. Я припомнил душераздирающие сюжетные страсти и, обмотавшись гандонами, как матрос Железняк пулеметной лентой, поехал «на разврат». В жизни должно быть место разврату.

...За рулем сидит дядя Фестер. Я зову его так за полное сходство с одноименным членом семейства Адамс, а также за бейсбольную биту, которую он нежно положил в багажник. Едем мы долго, таможня позади, и мне уже как-то не до разврата: украинские дороги имеют довольно своеобразный рельеф — пока доедешь, пять раз кончишь.

В машине воет приемник с автонастройкой. (Приемник не то, что мы, приемник умный. Если бы были умные, как наш приемник, мы не тряслись бы по Запорожью, а ехали бы поездом.)

На всех украинских радиостанциях группа «Виа Гра». Много, много виагры. Просто-таки оптовое количество — хоть аптеку открывай. Приемник в машине находит уже пятую станцию. И уже пятая станция радует нас слаженным хором утопленниц: «Удержи, не отпускай, мое сердце у тебя в руках, ты один меня согрел, лучик мой любимый Л.М.Л.»

— Кто такой ЛМЛ? — злобно интересуется с заднего сиденья Женечка, юноша небольшого роста, ядовитый, как гюрза весной.

— Котлеты есть такие. — Я пытаюсь выкинуть окурок в окно так, чтобы не получить его себе обратно в лоб.

Скорость сто шестьдесят, мимо проносится знак, запрещающий скорость больше пятидесяти. Дядя Фестер флегматично шевелит ушами. Скоростной режим его интересует не больше, чем разведение голотурий в домашних условиях, то есть не интересует вообще.

— Их греют котлеты?

— Да, силиконовые. У каждой по две.

Женечка уже потерял интерес к виагрическому вокалу — он нашел под сиденьем бутылку водки. Я же свою бутылку и не терял, и в Симеиз мы с ним въезжаем во сне под ласковый мат дяди Фестера.

Несколько человек из нашей компании приехали на день раньше и нашли жилье. Встречать нас выходят уже хорошо поддатые и говорят, что у них есть для нас сюрприз. По нездоровому веселью я понимаю, что сюрприз нам не понравится.

И действительно, сюрприз, который обнаружил в своей постели Гоша, заснувший на террасе, не понравился никому из нас. У сюрприза были черные от чифиря зубы, «дорожки» на венах и сильный армянский акцент. Сюрприз каким-то образом пробрался ночью в дом и прилег поспать прямо в кровать к и без того нервному Гоше. Утром Гоша проснулся и обнаружил под одеялом «бонус от заведения». Гоша завизжал, устроил допрос с пристрастием. Но выяснить, каким образом прелестное дитя пробралось в наше логово, так и не удалось.