Регина Эзера - Их было три

— Говорят, любой труд одинаково нужен и важен, — заговорила Жанна. — Ну, в этом меня не убедишь! Нужен, конечно, всякий труд. Но разве сравнишь, к примеру, уборку картофеля с трудом пилота! Люди сотни лет ломали голову, как подняться в воздух, а ты теперь летишь, как птица.

Выпрямившись и крепко прижав к себе корзину, Жанна взглянула вверх. Небо было по-осеннему высоким, без единого облачка. Тянувший с востока прохладный ветерок играл её кудрями цвета меди.

— Разве вам приходилось летать?

— Нет. Но с парашютом прыгала.

— Вы?!

В голосе Гундеги прозвучало такое неподдельное изумление, что Жанна опять рассмеялась.

— Но только с вышки в Межапарке. Когда подошла моя очередь прыгать с самолёта, мать не разрешила. Я бы пошла тайком, — она и это сказала как нечто само собой разумеющееся, — но тут как на грех врачи нашли что-то в лёгких.

— И вам совсем не было страшно, ни капельки?

— А чего бояться? Вы думаете, что можно прыгнуть, как говорят, прямо на тот свет? Чепуха. С таким же успехом на улице вам на голову может упасть горшок с геранью…

С дороги донеслось пение. С той стороны, куда недавно укатил на мотоцикле Истенайс, шла группа женщин, все они были в ярких платках. Впереди двигался колёсный трактор, тащивший за собой вторую, более крупную картофелеуборочную машину.

— Теперь работа веселей пойдёт, — обрадовалась Жанна и, подмигнув Гундеге, добавила: — а то с этими старухами…

На её щеках появились плутоватые ямочки.

Над женщинами, убиравшими картофель, словно дунула живая струя. Работавшие до этого молча, они вдруг заговорили, оживились и уже не казались Гундеге хмурыми и неприветливыми. Мужчина, сидевший на машине, остановил лошадей, и они тоже повернули головы в сторону пришедших.

Поле наполнилось тарахтеньем трактора, говором, смехом, и удивительно — оно точно стало меньше, борозды, недавно казавшиеся бесконечно длинными, укоротились. И даже кучка деревьев, росшая на противоположном краю картофельного поля, придвинулась ближе. Это было чудесное превращение: расстояния сокращались на глазах, лишь только родилась уверенность в том, что они преодолимы. Мокрые грязные руки Гундеги вдруг стали лёгкими, словно две птицы. Они теперь двигались сами собой, поднимали корзины, не чувствуя тяжести…

Во всей этой пёстрой толпе Гундега знала лишь Истенайса и ещё Жанну, присоединившуюся к другим девушкам. Но теперь она чувствовала себя хорошо и среди множества незнакомых лиц, прислушивалась к весёлым разговорам и смеху. Они вызвали в её памяти те толоки [9] Толока — совместная, "миром", работа на поле. , на которые она ездила вместе со своим классом. Тогда ещё была жива бабушка…

Ранним утром по булыжной мостовой под самыми их окнами грохотала телега молочника, и они часто ворчали, что не дают спать. А вечерами они долго засиживались за чтением, упрямо стараясь закончить книгу. То одна, то другая напоминали, что пора ложиться, но сходились на том, что надо дочитать главу. А прочитав её, обе с сожалением переглядывались.

Светлая, желанная земля воспоминаний! Гундега могла шагать по ней без устали.

Но надо было работать, и она вернулась к действительности, на этот раз без горечи — впервые с того дня, как бабушку увезли на приедиенское кладбище. Гундега не понимала, что с ней происходит. Ещё вчера, убирая в Межакактах колышки с гряд, где росли помидоры и горох, она прислушивалась к доносившемуся издали пению с такой тоской, что хоть плачь. Неожиданный приход Лиены даже испугал её, точно та застала её на месте преступления… Сейчас, вспоминая об этом, Гундега подумала, что и вчера, вероятно, здесь неподалёку женщины убирали картофель и пели.

— Ну и корзину вам дали! — раздался вдруг чей-то голос.

— Разве она плохая? — спросила Гундега, глядя на заговорившую с ней статную, средних лет женщину. Женщина приветливо улыбнулась ей.

— Может, поменяемся? — предложила она.

Лишь взяв корзину незнакомки, Гундега поняла, почему женщина хотела меняться — у неё корзина была меньше и чище. Гундега опустила глаза — вероятно, её здесь принимают за белоручку и заморыша.

— Не хотите? — удивилась женщина.

— Спасибо, — ответила Гундега, но всё же протянула ей свою большую, облепленную землёй корзину.

— Вы из Межакактов? — спросила женщина.

— Да, — ответила Гундега и бросила на неё осторожный взгляд.

Платок у незнакомки соскользнул на плечи, открыв гладко зачёсанные блестящие волосы, слегка вьющиеся на висках.

— У горожан ведь принято знакомиться, — оказала она. — Будем знакомы — меня зовут Олга Матисоне.

— Разве здесь все горожане? — удивилась Гундега.

— Как это — все?

— Ну, Жанна, и вы, и…

Она вдруг умолкла, сообразив, что два-три человека — это ещё не «все».

— Я сказала так, имея в виду вас, — с улыбкой объяснила Матисоне. — Сама я настоящая сельская жительница, но слышала, что вы из Приедиены. А это уже почти настоящий город. И ещё я знаю, что вас зовут Гундегой. Вы, наверно, окажете, что я тоже Шерлок Холмс… как Виктор Ганчарик?

Ох, уж эта ужасная привычка краснеть не вовремя! Гундега наклонилась как можно ниже, пряча лицо. Но тут же, несмотря на смущение, появилась мысль: «Значит, его фамилия Ганчарик. Какая смешная фамилия..»

— Вы не устали, Гундега?

Гундега поспешно выпрямилась, радуясь, что не надо продолжать разговор, заставивший её так предательски покраснеть, и тут же с сожалением подумала, что почти ничего не успела узнать о кареглазом шофёре…

— Нет, я не устала, — бодро ответила она. — Я ведь совсем не такая уж белоручка. В Приедиене у нас тоже был маленький огородик, правда, всего четыре грядки, да и те кривые.

— Почему же кривые? — весело спросила Матисоне.

— Видите ли, участок земли был не квадратный, акакой-то треугольный. Грядки делали каждый год разные, но всё равно…

— Всё равно получались кривые? — Матисоне громко рассмеялась, открыв два ряда белых ровных зубов.

— Всё равно.

— Вы сами надумали прийти на толоку или Фредис сагитировал?

— За мной приехал Истенайс, — ответила девушка, умолчав про Виктора. — Я здесь впервые.

— Почти так же, как я.

— В самом деле? — недоверчиво спросила Гундега.

— Я сегодня такая же помощница, как вы. У меня выходной день, вот я и пришла. А вообще я работаю на ферме, кормлю свиноматок и поросят.

— У меня тоже есть один! — не удержалась Гундега.

— Кто у вас есть?

— Лишний.

И она поведала о своём пятнистом питомце и всех невзгодах и злосчастьях, происходивших с ним. По-видимому, Гундега рассказывала забавно, потому что Матисоне от души хохотала, так что и другие колхозницы стали прислушиваться. Только теперь Гундега заметила, что оказалась в центре общего внимания, и, смешавшись, сразу замолчала.