Абдулла Кадыри - Скорпион из алтаря

Но через некоторое время от него отшатнулись даже обитатели медресе. Тогда Абдуррахман стал искать утешения в чайханах, среди всяких искателей приключений и наркоманов Перо не в силах описать образ жизни, которую Абдуррахман вел в последний период своего пребывания в Бухаре. Он прожил там еще около трех лет, и когда наконец распрощался со своей распутной молодостью, то был уже законченным развратником, прожженным негодяем и бесшабашным кутилой. У него уже росли борода и усы, лицо стало похоже на лепешку, облепленную муравьями, и пинцет больше не мог помочь ему [42] Гомосексуалисты выщипывали себе волосы на лице, чтобы казаться юными. .

Похождения недавнего прошлого теперь казались грязными уже и самому Абдуррахману, а в ближайшем будущем не видел он для себя ничего надежного и устойчивого. Несколько месяцев он был мрачен, подавлен и неохотно посещал занятия в медресе. Он пережил состояние тяжелого похмелья, от которого остается только душевная боль. Но он поборол эту боль и снова воспрянул духом. Засучив рукава, он весь отдался ученью, поставив перед собой цель изучить в совершенстве «Толкования» Акаида [43] Акаид — учебник по мусульманской догматике, составленный Наджмуддином ан-Насафи (1068–1142). .

Пережив этот период душевного разлада, Абдуррахман твердо решил строить свою судьбу без помощи пинцета для выщипывания волос, опираясь лишь на толкование священных книг, и свою единственную «идею» — заботу о собственном благополучии — облечь в ученые религиозные одежды. Пять лет он упорно высидел в сырой келье, заработав на всю жизнь худосочие и бледность, и к двадцати восьми годам окончил медресе. Видя перемену, происшедшую с Абдуррахманом, дядя-мударрис простил племяннику прежние грехи и даже на собственные средства устроил ему перед выпуском из медресе прощальную пирушку.

Готовясь к возвращению в Коканд, Абдуррахман был полон мечтаний об ожидавшей его там славе ученого, надеялся занять должность муфтия или казия. Ему казалось, что и вся родня готовится встретить молодого ученого с распростертыми объятиями.

Как влюбленный на свидание, спешил он домой и быстрее ветра домчался до своего города. Он думал, что весь Коканд соберется встречать его, на самом же деле у городских ворот его ожидали только три-четыре родственника да пара махаллинских стариков, известных своей добротой. Это был первый удар, нанесенный сладким мечтам Абдуррахмана.

Он приехал домой. Несколько дней он отдыхал и принимал визиты родных и знакомых, приходивших прочесть благодарственную молитву по поводу его возвращения. Но этого было слишком мало, если учесть, что демоны честолюбия оседлали его. К тому же все эти посетители были «голь перекатная», бедные родственники, студенты медресе да имамы из ближних кварталов. Не пришел никто из высшего духовенства, ни мударрисы, ни ученые законоведы, ни знатные беки, ни богачи не порадовали его глаз своим посещением. Это было вторым ударом для Абдуррахмана.

Некоторые знакомые не посетили его, отговариваясь «недосугом», но он ждал, что, по обычаю, его пригласят на вечер, устроенный «в его честь». И эта надежда оказалась пустой. «Плыть из дома в дом, от угощения к угощению», как это рисовалось в мечтах, ему не удалось, пришлось ограничиться лишь приглашением нескольких бедных родичей, которые с трудом наскребли кое-что для угощения. Это был третий удар.

Не прошло и месяца, как приглашения вообще прекратились, теперь мулле Абдуррахману приходилось довольствоваться лапшой, которой кормила его мать, бедная вдова. Ему не удалось стать ни мударрисом, как он мечтал в Бухаре, ни помощником мударриса. Даже получить должность имама махаллинской мечети оказалось не так-то просто. Хотели назначить его имамом мечети за два квартала от родного дома. Но и тут возникло препятствие: мулла Абдуррахман был неженат, а это — нарушение обычая, ибо, по неписаному закону, имам мечети должен быть женатым человеком — тут благочестивые прихожане уступать не хотели. Тогда несколько друзей, сговорившись поделить между собой расходы по свадьбе, решили его женить. Мулла Абдуррахман был назначен имамом мечети в соседнем квартале при условии, что женится в ближайшее время.

Нужда заставила его примириться с этой ничтожной должностью, все бухарские мечты развеялись как дым.

Сваты Абдуррахмана хотели посватать за него дочь Салиха-махдума Рано. Во-первых, о красоте Рано шла молва в городе, во-вторых, Абдуррахман уже был знаком с девушкой — он когда-то учился в школе ее отца, и, в-третьих, женитьба молодого ученого на дочери своего бывшего учителя — это уже само по себе неплохо. Узнав, что Рано еще не вышла замуж, Абдуррахман решил, что это хороший знак. Он надеялся, что красота Рано за эти десять лет расцвела еще пышнее, и в мечтах уже обнимал ее стан. Он считал себя самым образованным среди сверстников-мулл и был уверен, что Салих-махдум рад будет сделать его своим зятем и что не нынче-завтра Рано окажется в его объятиях. Но судьба и в этом его обманула. Свахи принесли от Нигор-аим неутешительный ответ: дочь наша еще слишком молода, ей только что исполнилось двенадцать лет.

Не поверив женщинам, мулла Абдуррахман послал двух знакомых стариков к самому Салиху-махдуму. Эти сваты принесли ответ, еще более горький: «Оказывается, дочь Салиха-махдума помолвлена с молодым человеком по имени Анвар, который служит во дворце писарем. Не будь этой помолвки, Салих-махдум рад был бы выдать дочь за вас. Он весьма сожалеет…»

После такого ответа Абдуррахман проклял свою судьбу и затаил в сердце обиду. В нем родилась зависть к Анвару, который собирался жениться на Рано. Чтобы проверить, не обманули ли его, Абдуррахман стал наводить справки о писаре Анваре, служащем во дворце, и не только удостоверился, что все, сказанное ему, правда, но и сам вспомнил мальчика-сироту, учившегося у Салиха-махдума еще до отъезда Абдуррахмана в Бухару. Вот уже три-четыре года, как Анвар служит во дворце, получая в месяц несколько золотых жалованья. Узнав все это, Абдуррахман распалился еще больше. Он, ученый, окончивший медресе в Бухаре, с таким трудом устроился имамом в махалле, а какой-то невежда, безродный сирота, служит во дворце, загребает золото и еще хочет получить такую девушку, как Рано, — нет, этого нельзя стерпеть.

Приступив к исполнению обязанностей настоятеля мечети, мулла Абдуррахман взялся за дело с большим рвением, прилагая все свои знания. Каждый день он обращался к молящимся с пастырским словом. Каждую неделю, по пятницам, он произносил пространные проповеди и умел растрогать сердца своих прихожан. Эти проповеди, которые честолюбивый Абдуррахман произносил только ради того, чтобы возвыситься в глазах людей, обманывали и умиляли их. Слушать его проповеди стали приходить по пятницам из окрестных махаллей. Видя, что усилия его венчаются успехом, мулла Абдуррахман раздувался от гордости и старался говорить еще проникновеннее, особенно если замечал среди молящихся какого-нибудь бека или человека, приближенного к хану. Тогда он оставлял в стороне вопрос об аде и рае и начинал говорить о смирении и послушании хану, об уважении к правителям. Он хотел прежде всего угодить хану и его людям и мало заботился о бедных своих прихожанах. Его старания принесли свои плоды: один из богатых торговцев, пленившись «могучей рекой его знаний», выдал за него свою родственницу. Сделавшись зятем богача, мулла Абдуррахман стал завязывать связи с другими богатыми семьями города и, бывая на их празднествах, сводил знакомства с мударрисами и другими важными лицами и понемногу задирал нос. Теперь бы ему только приблизиться к придворным кругам!.. Но этого пока не удавалось достичь.